Просто друзья

“Глеб сел с краю, далеко от меня. Такой свободный. Ему не писаны правила, которые были вбиты в мою голову с раннего детства: как сидеть, что говорить, как смотреть, что и как есть. Их много, этих правил. По ним оценивают человека в высшем обществе. Рамки, за которые я, наверное, никогда не решусь выйти. А он мог. Что я чувствую? Чуть-чуть завидую его свободе.”

Интересно… Мила Апраксина мне завидовала? Располагаюсь поудобнее. Чтение предстоит захватывающее. Не отказался бы от поп-корна. И именно сейчас хочу карамельный.

“Он сидит вальяжно, закинув ногу на ногу, его комментарии заставляют меня смеяться, но я не позволяю себе этого, так как это будет неправильно. Еще он смешно закатывает глаза, когда его критикуют”.

Ты еще тогда на меня запала, Апраксина!

“Подхожу к прикроватной тумбе, на ней книга с потрепанными углами и загнутыми листами – еще одна вещь, за которую бы получила выговор. Книги должны быть в порядке. Книги – мое лицо, к ним нужно относиться бережно, аккуратно. Они – ценность. Спорить никогда не решусь. За всеми этими воспоминаниями и разглядыванием не моей ценности не услышала, как открылась дверь”.

Помню тот день, тот вечер. Незнакомая девчонка на моей территории. Хотелось выгнать ее, оттаскать за волосы. Только у нее тогда был пучок, не за что ухватиться. Но внутри меня разбирало любопытство: кто же она.

“Было много камер. Эти вспышки перед глазами, от них становилось плохо. Мелькают, как надоедливые мушки, искажая картинку, что и так не доставляла удовольствие. Мне не нравится моя свадьба. Я пишу это, и мне грустно. Хотелось все по-другому. Очень хотелось. Но не получилось”.

Свадьба. Самый нелепый день в моей жизни. Бесцельно потерянный. Глупое решение наших родителей. До сих пор не понимаю, зачем они это все устроили. Но царапает и то, что самый важный день в жизни девушки для нее был ужасен. Так не должно было быть.

“Рукой провожу вдоль шеи, там, где вчера касался он. Обжигает. Мне кажется, я вижу эти следы. Только я и вижу. Опускаю руку ниже, пальцами прохожу по ключице, спускаюсь к груди, слегка сжимаю. Представляю, что это его руки”.

Темная Мила представляла меня. Влюбленная маленькая дурочка. А ведь я тоже представлял ее часто. В душе, в кровати, во сне ко мне приходила. Такая соблазнительная, очаровательная. Ее волосы всегда были немного растрепаны, а бретельки ночной сорочки сползали вниз, оголяя грудь.

“Ненавижу тебя, Глеб Навицкий! Сколько мне еще записей в дневнике надо сделать, чтобы эта мысль укрепилась? Чтобы она мигала красным, как только увижу тебя. Будь ты проклят!”

Проклят… Может твои желания сбылись, Мила Апраксина. Я и правда проклят.

“ – Глеб, мне надо… сейчас выхожу на сцену… – бесконтрольные слезы, я не хотела их. Но пара капель уже упала вниз. А дыхание участилось. Чаша весов перевесила, и сейчас все эмоции под ногами, рассыпались, разлились, вырвались. Страх, отчаяние, злость, боль, разочарование. Как понять, что в этом безумии настоящее, что первостепенное? Чему можно верить, а чему нет”.

Я был ей тогда и правда нужен. Не понял, не почувствовал. Я виноват.