Просто глоток кофе, или Беспощадная Милость

Англичанка: Каково бы ни было его понимание, избиение жены тоже в него входит?

Карл: Всё. Всё что угодно.

Англичанка: Меня это бесит.

Карл: Ага, покой тебя бесит.

Англичанка: Ну, мне плевать на понимание других людей. Меня больше волнует, насколько они добры по отношению друг к другу, если честно.

Карл: Тебя что?

Англичанка: Больше волнует…

Карл: Я знаю.

Англичанка: Меня больше волнует, насколько кто-то добр по отношению к другим, нежели их просветление.

Карл: Если они просветлены, то они не добры. Надеюсь, что нет. Потому что безжалостность, которая появляется вместе с этим, безучастие — далеки от приятных.

Англичанка: Ну и что с этим делать?

Карл: Понятия не имею. Это сострадание слишком слепо, слишком полно и слишком безучастно. Эта безучастность, безжалостность далека от приятного. Это милость без пощады. В ней нет пощады, нет доброты и нет блаженства. Она настолько радикальна — ты представить себе не можешь.

Англичанка: У меня с этим сложности.

Карл: Разумеется, должны быть, потому что ты будешь стёрта.

Англичанка: Что ты имеешь в виду?

Карл: Ты будешь уничтожена этой милостью, которой ты являешься, потому что она просто уберёт прочь эту идею «тебя». Поэтому, конечно, тебе это не нравится. Тебе никогда не может понравиться быть убитой этой милостью. Как тебе это может понравиться? Чтобы быть ею, тебе не обязательно любить её.

Ты насаждаешь стандарты. «Если бы у меня был выбор, я бы предпочла, чтобы это было приятным, доставляющим удовольствие — каким угодно — пониманием». Но во всех историях, которые я слышал, оно всегда было сродни стихийному бедствию, отчаянию, всегда было фрустрацией, депрессией — весь этот приход к сути экзистенции, к этой тотальной наготе бытия. А затем просто было оно — это абсолютное отсутствие какой-либо идеи о том, чем ты являешься, однако не благодаря некому райскому переживанию в виде нектара, наполняющего собой твоё так называемое существование.

Англичанка: Такое ощущение, что это часто случается путём крайнего страдания. Ты об этом?

Карл: Да, это как святой Хуан де ла Крус с его «тёмной ночью души».

Англичанка: Таких много.

Карл: Да, много. Истории полны этим.

Англичанка: Почему?

Карл: Потому что это тотальная депрессия, вакуум чувств. Это полное бесчувствие экзистенции, и никто не может этого вынести. В этом вакууме, в этой пустыне, в этой пустоте чувствования тебя просто уносит, потому что тебе не за что больше держаться.

Англичанка: Всё рушится.

Карл: Всё разрушается. Тебе негде приземлиться, некуда идти, ничего. Для личности это невыносимо. Но это единственный выход из той идеи.

Англичанка: Это единственный выход?

Карл: Да, абсолютно.

Англичанка: Это то, что случилось с тобой?

Карл: Ага.

Англичанка: Ты прошёл через крайность страдания?

Карл: Абсолютно.

Англичанка: Так почему ты об этом не говоришь?

Карл: Про мигрень?

Англичанка: Это интересно. У тебя были мигрени?

Карл: Это называется «me-graine». «Я» было раздроблено.

Англичанка: Вот это мне интересно. Что именно с тобой случилось, чем бы оно ни было, — я не знаю — в этой имплозии, в этом затухании? Мне интересно как человеку, на человеческом уровне.

Карл: Обычно я не говорю об этом, потому что это бесполезно, потому что это не больше чем история. Мне действительно приходится делать над собой усилие, чтобы вернуться, так сказать, к тем переживаниям, потому что, несмотря на них, всегда было То, которым я являюсь. Понятия не имею. Но мы можем поговорить об этом. Это не меняет сути.

Возможно, где-то в конце семидесятых происходят переживания света, «переживания жизни», можно их назвать, которые на самом деле являются переживаниями смерти. Ты умираешь. Полностью. В это нечто. Эта тьма существования пожирает тебя, и ты остаёшься в ней, а затем происходит восприятие, которое есть чистый свет или что-то в этом роде.

Англичанка: Это случилось благодаря каким-то обстоятельствам твоей жизни?

Карл: Нет.

Англичанка: Это случилось посреди ночи или что-то в этом духе?

Карл: Посреди ночи. Во сне.

Англичанка: Это никакого отношения не имело к событиям жизни?

Карл: Нет, это было похоже на технику Кастанеды по нахождению своих рук во сне, которую ты когда-то практиковал. Ты создаёшь себе ясное сновидение, в котором контролируешь свои руки. Ты помнишь, что ты спишь, и ты поднимаешь руки и смотришь на них.

Франческо: Это хорошо.

Карл: Это очень хорошо. Можно таким образом и умереть.

Франческо: О!

Карл: Затем ты начинаешь умирать, потому что просыпается осознанность. Ты начинаешь осознавать, что ты осознан. А затем словно что-то приходит в действие — я не знаю. Потом наступает тьма и пожирает тебя. Потому что ты умираешь в ней. Ты просто умираешь, но «осознанным» умиранием.

Англичанка: Умирает «я»?

Карл: Умирает всякая форма, всякая идея.