Просто люби меня

Заглушив двигатель, я расслабляюсь в кресле и прибавляю музыку. Городская библиотека представляет собой двухэтажное небольшое здание в самом центре города. Здесь же находится архив, в котором мама периодически засиживается допоздна. Я до сих пор не понимаю, что может быть в архиве, чего нет в интернете. Мне кажется, это невозможно. Но скорее всего я не прав. Моей маме лучше знать.

Дверца с пассажирской стороны открывается, и вместе с февральским холодом в машине оказывается мама.

— Привет, милый. — Она целует меня в щеку.

— Привет. — Я провожу ладонью по щеке. — Мам, помада.

Она смеется и трет перчаткой мою щеку.

— Иногда мне хочется, чтобы ты снова был маленький.

Заведя мотор, я выезжаю на главную улицу.

— Иногда мне тоже этого хочется, — тихо говорю я и чувствую на себе пристальный взгляд.

— Ты в порядке, Энтони?

Наверняка, она все еще помнит мою вспышку в гараже.

— Да, конечно, — улыбнувшись, отвечаю я. — Почему ты спрашиваешь?

Мама смотрит перед собой на лобовое стекло.

— Я за тебя волнуюсь. Ты в последнее время сам не свой.

Я усмехаюсь, бросив на нее быстрый взгляд.

— Все хорошо. Мы, кажется, говорили о петле времени.

Мама хмурится, глядя на меня. Я всегда перевожу тему, когда не хочу о чем-то говорить. Да все так делают.

— Мы точно не говорили о петле времени, — сложив руки на сумке, говорит она.

— Ты говорила, что хочешь, чтобы я снова был маленький. Теоритически никаких запретов на путешествие в прошлое нет.

Мама обреченно вздыхает, опустив голову. Ее рыжая копна падает на лоб.

— Энтони.

Я смеюсь, глядя на дорогу.

— Серьезно. Это возможно на основе общей теории относительности Эйнштейна, которая описывает гравитацию как искривления пространства и времени по энергии и материи.

— Стивен Хокинг подтвердил свою давнюю гипотезу, — говорит мама. — Путешествия во времени невозможны.

— Но он мог и ошибаться! — с энтузиазмом спорю я. — Чрезвычайное мощное гравитационное поле, образованное, допустим, вращающейся черной дырой, может деформировать материю так, что пространство будет искривлено наизнанку. Это создало бы замкнутую времениподобную кривую — цикл, который фактически будет являться путешествием во времени.

— Хокинг и многие физики считают замкнутую времениподобную кривую абсурдной.

— Да, да, — фыркаю я. — Потому что путешествия во времени любого микроскопического объекта создают парадоксы, которые ломают причинно-следственную связь. А ты разве не помнишь «парадокс убитого дедушки» с точки зрения квантовой механики?

Мама поднимает руки.

— Я не стану с тобой спорить. Ни в коем случае. Во-первых, это затянется. Во-вторых, тебя понесет так, что пойдет пена изо рта.

Мы смеемся. Затем мама протягивает руку и гладит меня по щеке.

— Ты такой умный, Энтони.

— Вовсе нет, — отмахиваюсь я. — Папа все еще злится на меня из-за Ванкувера, да?

Мы с отцом больше об этом не говорили. Я не подал заявку в технологический институт Британской Колумбии и даже в колледж Дугласа, и он об этом знает.

— Нет, милый, — отвечает мама. — Ты же знаешь своего отца. Он жуткий педант и не любит, когда планы меняются. В любом случае, он не злится. Не волнуйся об этом. Это твоя жизнь, ты уже достаточно взрослый, чтобы решать самому, верно? — Она подталкивает меня плечом.

Слова крутые. Надеюсь, так оно и есть.

Я вздергиваю подбородок.

— Конечно, я взрослый.

Мама прыскает в ладонь.

Вернувшись домой, мы сразу же идем на кухню.

— Закажем пиццу? — предлагает мама.

Я смотрю на ее усталое лицо.

— Могу разогреть замороженную лазанью и приготовить салат.

Мама с благодарностью смотрит на меня, затем подходит ближе и кладет руки на мои плечи. Мы почти одного роста.

— Ты замечательный, Энтони. Правда.

Вау, похоже, она серьезно.

— Да, ладно, мам, мне не сложно. Это всего лишь ужин.

Она идет к лестнице мимо обеденного стола.

— Нет, ты очень хороший человек.

Все матери так думают про своих детей. Правда в том, что это не так. Мои ошибки превратили меня в не самого лучшего человека. Это угнетает.

Я отворачиваюсь к стойке, избегая ее взгляда. Она все еще не поднимается наверх.

— Какое сегодня число? — внезапно интересуется она.

Я все еще не поворачиваюсь.

— Восемнадцатое февраля.

— Боже мой, — вздыхает мама. — Уже конец зимы. Мы даже не заметили, как прошел год с тех пор, как мы сюда переехали. И… ох, у Эйвери и Ноэля был день рождения, верно?

— Да, им уже исполнилось по восемнадцать. Эйв не хотела устраивать праздник в этом году.

Единственное, что я услышал от нее, когда подошел поздравить — это то, что Ноэль больше не станет праздновать свой вымышленный день рождения позже. Это было глупо. Я так и сказал своему другу, и да, в этом году он согласился.

Я поворачиваюсь, и вижу, как мама кивает, глядя в пол.

— Понятно. Мы даже твой день рождения осенью отпраздновали как-то тухло.

Я качаю головой, улыбаясь.

— Вовсе нет. Было весело.

Мама скептически выгибает бровь.

— Я бы так не сказала.

— Почему мы вообще начали этот разговор? — Я отталкиваюсь от кухонной тумбы и иду к холодильнику.

— Даже не знаю. — Мама облокачивается о перила. — Я даже не поздравила ее. Моя работа делает из меня отшельника.