Просто металл

Но самый бурный восторг вызвал огромный титан.

— Вот это самовар, я понимаю!

— Василь, слышь? За тобой следом с экскаватора котел привезли!

— Зря тракторист горючее жег. Растопил эту штуку и шел бы себе под паром.

Чего стоило Гладких выбить все это богатство у директора прииска, они, конечно, не знали. Иван выторговывал каждую табуретку, каждую наволочку то в директорском кабинете, то у прижимистого, как все хозяйственники, заместителя директора по снабжению. Возможно, усилия его так и не увенчалась бы успехом, если бы он не пошел на маленькую хитрость. Иван пришел к секретарю партийного бюро и, как бы между прочим, сказал:

— Странный тут у вас народ. Ничего самостоятельно решить не могут. Неужели для того чтобы создать рабочим элементарные бытовые условия, каждый раз специальный приказ по управлению или указание райкома нужно?

Намек был достаточно прозрачен. Секретарь партбюро положил ладонь с растопыренными пальцами на стол.

— Но-но-но! Не пори горячку! Заходи вечерком, соберемся вместе, обговорим все.

— Давайте обговорим, — покорно согласился Иван. — Только я предварительно еще раз с директором потолкую. Неужели он своим помощникам ничего приказать не может? Все одно: поговори с замом, поговори с помом, поговори с главмехом… А сам что?

Еще не успев закрыть за собой дверь, он услышал сзади характерный щелчок: секретарь партбюро поднял с рычага телефонную трубку. Гладких улыбнулся. Прикинув, сколько секретарю и директору понадобится времени на переговоры, выкурил папиросу и направился в директорский кабинет.

— А, Гладких! Заходи-заходи. Все за тем же?

— Так ведь за тем я и с участка пришел, Петр Степанович.

— Ну-ну. Так вот, пообмозговали мы здесь все, значит, и решили твою заявку, насколько можно, удовлетворить. Доволен?

— А это смотря но тому, что вы сможете.

— Ну, не обидим, я полагаю. Только вот насчет трактора, чтобы доставить всё это, повременить малость придется. Одна машина на ходу всего, а зам говорит, что она ему вот так нужна. — Он резанул ребром ладони по горлу. — Потерпят твои архаровцы день-два.

Гладких встал.

— Так какой же, извините, от вашей благотворительности толк? На себе я все понесу на участок?

— Не остри. Сказал: отремонтируем второй трактор и доставим.

— Я в мехцех заходил. Там говорят, что раньше чем через две-три недели машина готова не будет.

На лице директора обозначилась суровая складка.

— Кто, говоришь, тебе это сказал?

— Люди, говорю, сказали.

Еще минут через десять было получено директорское согласие и на трактор.

— Все, слава богу? — шумно вздохнул директор, словно это он сам только что свалил со своих плеч на злополучный трактор непосильный груз. — Или еще что есть?

— Есть…

И Гладких вернулся на участок не только с доверху нагруженным тракторным прицепом, но и с приказом директора прииска. В нем говорилось о закреплении за участком рабочей силы и об освобождении от занимаемой должности начальника смены, дебошира и пьяницы Алексея Важнова.

Когда разгрузка кончилась и трактор, перелицовывая глубокий след на снегу, тронулся в обратный путь, Иван ушел в свою каморку. Нет, не таким представлял он себе свое новое жилище, когда возвращался из отпуска. Наружная дверь, с которой свисала бахрома оборванной обивки из мешковины, вела прямо в небольшую клетушку. Единственное оконце, затянутое толстым слоем почерневшего от копоти льда, едва-едва пропускало свет. Привыкнув к полумраку, Иван разглядел на дощатом столе возле окна пустую консервную банку, еще одну, поменьше, с соляркой и плавающим в ней фитилем, ржавый кухонный нож с отломанным наполовину лезвием, мятую, обожженную дочерна алюминиевую кружку. Налево в углу, наискосок от окна, стоял сбитый из жердей ничем не покрытый топчан. Посредине комнатушки на выложенном из камней основании стояла печка — обрезанная автогеном половина железной бочки. Иван ухмыльнулся невесело: вот тебе, брат, и городской комфорт — устраивайся! Шагнув с порога в комнату, споткнулся о пустую бутылку. Бутылка отлетела под стол, и оттуда, как издевательский смешок, послышался перезвон пустой посуды и трель разбитого стекла…

Иван разозлился. Он швырнул чемодан на топчан, зажег коптилку и стал сгребать мусор поближе к двери. Потом вступил в сражение с печкой. Труба была забита снегом, и каморка наполнилась едким, выжимающим слезу дымом. Пришлось открыть дверь.

Совладав наконец с печкой, присел на корточки и долго смотрел на пляшущее пламя…