Просто Наташа, или Любовь в коммерческой палатке

— Я же тебе русским языком сказала: директором коммерции.

— Не мент?

— Больно капризный для мента. Прямо такой барин! И то ему не так, и это. Измаялась вся, угождая ему.

— Ну, если не мент, мы ему соли на хвост насыплем, — многозначительно сказал Плешаков. — Он долго будет вспоминать, как оскорбил Валентина Плешакова! Кровавыми слезами заплачет, паскуда!

— Ты чего это удумал? Не вздумай соваться к ним, еще у Наташи неприятности будут из-за тебя, дурака.

— Да нет, теть Клав. Я про то, что если он еще приедет в Гирей, я его подловлю без телохранителя… А может, и прощу. Что-нибудь придумаем! — подмигнул он и стал спускаться вниз.

7

В Москве шел дождь. Мелкие капли уныло стучали по листьям тополя под окном, по стеклам. Пасмурный город раньше обычного погружался во тьму. Сергей включил торшер.

— Так и будешь молчать?

Лариса удобно устроилась в кресле с высоким фужером в руке. Джин с тоником и ломтиком лимона напоминал ей о мужчине, о грубых, почти звериных ласках, о яростной, с хриплыми завываниями страсти на смятых, пропахших мужским потом простынях. Хотелось, чтобы это повторилось здесь, в чистой, уютной комнате. Она смотрела на Сергея, и откровенное желание, жадное, ненасытное, горело в ее глазах. Сама принесла джин и тоник, специально принесла. А он отказался. Плеснул себе водки и молча сидел опустив голову.

— Говори, чего хочешь? — выдавил Сергей.

— Я много чего хочу, — томно потянулась Лариса. Поставила фужер на журнальный столик и снова уставилась на Сергея. Казалось, если бы он кивнул, мол, хорошо, согласен — она без промедления стала бы раздеваться.

Но он не кивнул, даже не взглянул в ее сторону.

— Я тоже, — сказал Сергей, разглядывая свой фужер. — Но это невозможно. Все мы чего-то хотим. Страдаем, терпим…

— Какие глубокие мысли!

— Какие есть.

— Мы уже разговариваем, а я думала, промолчим весь вечер. Не хочешь вспомнить, как я приходила к тебе, когда твоих родителей не было дома?

— Нет.

— А телефонную будку? Можно вдвоем застрять в кабине лифта между этажами или еще что-то придумать. Тебе ведь нравилось.

— А теперь не нравится.

— Неправда! Ты не мог так быстро измениться, Сережа. Я видела, я чувствовала, я точно знаю, мы любили друг друга. Не молчи! И не пытайся отказываться! Это было, было, было и не могло никуда исчезнуть!

— Ты уверена?

— Абсолютно!

— Что касается «было» — не могу спорить. Да, было. А потом прошло. Ничто не вечно под луной….

— Ты просто ослеп, Сережа, ты свихнулся. И знаешь, почему? Потому что самолюбие твое уязвлено. Как же, она взяла и сбежала от тебя к другому! Вроде из деревни, вроде дура, должна бы смотреть на тебя, как на Бога, а вот же — сбежала, быстренько выскочила замуж, как только ты оказался в трудном положении. И ведь не за первого встречного бедного студента выскочила, а за человека, который деньги на ее капризы отстегивает пачками, возит по Москве на «мерседесе»! Она же для этого и явилась в Москву из своей вонючей деревни. Глупый ты, Сережа, мне просто жаль тебя.

— Я не нуждаюсь в твоей жалости.

— А в чем ты нуждаешься? В ней? Я помогла тебе, и все это время стараюсь быть рядом, помочь. А она? Хоть раз позвонила, узнала, жив ли ты, здоров?

— Ты же прекрасно знаешь, почему она вышла замуж. Потому что ты купила меня, воспользовавшись ситуацией. Не ты ли запретила мне даже встречаться с ней? А Валет пригрозил, что ей плохо придется, если станет проявлять инициативу. Она честная, искренняя девушка и не могла мне простить такое.

— Честная, искренняя девушка уехала бы к себе домой и там слезами обливалась бы! А она шастает по магазинам, шубы и золото себе покупает. А недавно в деревню свою ездила с дорогим супругом. Думаешь, на поезде? Как бы не так! На «мерседесе»! Всем родственникам показала, чего она достигла в столице. Не удивлюсь, если все тамошние девицы рванут в Москву богатых женихов искать. Ну, что ты скажешь на это?

— Я не верю тебе.

— Ну так спроси у Валета! А хочешь, позвони секретарше ее мужа, скажи, что приехал из ее деревни и хочешь вернуть Петру Яковлевичу шляпу, которую он забыл. Я тебе дам телефончик.

— Спасибо, я и без него проживу.

Сергей плеснул в фужер водки, залпом выпил, закурил.

— Вот видишь, Сережа, тебе нечего сказать. Я права, и ты понимаешь это. Но сказать не можешь. Гордыня не позволяет. Рухнул твой сказочный замок, он оказался карточным домиком. Или еще хуже — миражом. Обманом.

— Это ты его разрушаешь. Каждый день разваливаешь по кирпичику. Какого черта ты ходишь сюда? Что тебе нужно?

— Ты злишься, и это еще раз доказывает мою правоту.

— Да не нужна мне твоя правота! И ты сама — тоже.

— Как ты груб, Сережа.

— Потому что ты вынуждаешь меня к этому. Ты достала меня. Я не желаю больше видеть тебя и слышать не желаю. Все, хватит. Не было уговора, чтобы я сидел дома и терпел твое присутствие!

— Как ты смеешь?

— Не твое дело! Запомни раз и навсегда: моя личная жизнь тебя не касается. И убирайся. Не стоит больше приходить сюда.