Просто Наташа, или Любовь в коммерческой палатке

— Вы что… это… что?.. — И кажется, увидела свое отражение в толстых стеклах профессорских очков. — Ты правильно поняла меня, дорогая. Я получу то, что желаю, и ты получишь то, что желаешь. — Даже сквозь очки заметно было, как нехорошо заблестели его глаза. — Ну иди, иди ко мне, чернобровая казачка… Впрочем, я не требую ответной ласки, это потом, сейчас достаточно будет, если ты не станешь брыкаться… Несколько минут — и ты наша студентка.

— Но вы же… вы мне в дедушки годитесь… — растерянно пролепетала Наташа.

Ладонь профессора пробиралась все выше и выше.

— Ты будешь лучшей нашей студенткой… — тяжело дыша, бормотал он. — Продолжишь учебу в Лондоне… весь мир будет твоим… Ну? Это ведь такие мелочи, девочка…

Наконец-то Наташа поняла все. Он, этот старый, лысый уродец, хочет, чтобы она покорилась ему?! Бандит Плешаков, которого все боялись в Гирее, не смел так обращаться с нею, а этот гнусный старикан — смеет? Наташа резко отшвырнула похотливую руку профессора. Но он уже не мог остановиться, придвинулся к ней вплотную, намереваясь обнять, обхватить ее обеими руками. И тогда Наташа, вывернувшись, с силой влепила ему пощечину. Голова профессора дернулась, он ударился затылком о спинку дивана, которая оказалась довольно жесткой. Очки свалились на пол. Но профессор все еще тянул свои руки к Наташе. Ни секунды не думая, она ударила его другой рукой. Пальцы профессора задрожали, ладони потянулись назад, закрывая лицо, жалкое, искаженное страхом лицо с трясущимися губами.

— Хулиганка… — прошипел он. — Наглая дикарка… вон из моего кабинета! Немедленно убирайся, не то я прикажу…

— А вы — старый развратник! — Наташу трясло от гнева. — Как же вам не стыдно?! Небось жена есть, дети, внуки. Видели бы они вас, со стыда бы сквозь землю провалились! Совсем потеряли совесть! — Она встала, торопливо поправила юбку.

— Ты не будешь учиться у нас! — брызгая слюной, по-бабьи завизжал профессор. — Никогда! Маленькая дрянь… Вон, вон, вон отсюда!

— Очень было нужно учиться в вашей паршивой академии! — Наташа поддела носком сапога очки, они врезались в ножку стола, брызнули мелкие осколки. — Это не академия, а болото! Хуже, чем ПТУ!

Она выбежала в коридор и вдруг почувствовала, как силы оставляют ее. Ноги ватные, коленки подгибались, плечи дрожали. Сизый туман плавал перед глазами, размывая очертания коридора. Наташа остановилась, прислонилась плечом к стене. Слезы потекли по ее щекам. И без того мир вокруг был черно-белым, грязным, неуютным, а теперь он стал просто уродливым. Уродливым! Добрый, пожилой профессор в очках, как будто из давнего кинофильма, старик… Сколько в Гирее стариков, добродушных и ворчливых, любящих подтрунить и прихвастнуть былыми подвигами, но представить, чтобы кто-то из них полез к ней, девятнадцатилетней девчонке, под подол — да такое и в кошмарном сне не могло привидеться!

Выходит, этот город — страшнее кошмарного сна?! Что же она здесь делает? Господи, господи, как же муторно на душе!

Сизый туман понемногу таял перед глазами. Наташа заметила в конце коридора пожилую секретаршу профессора Анну Карповну. С высокомерным презрением смотрела она на Наташу — как на куклу, выброшенную на помойку. Очень хотелось крикнуть ей что-то злое, обидное, но сил на это не было — все они остались в кабинете за дерматиновой дверью.

Наташа торопливо пошла по коридору, потом по лестнице, к выходу, потом пробивалась сквозь толпу. Ее о чем-то спрашивали, но, увидев заплаканное лицо, расступались, пропускали, отводили глаза. Выйдя из ворот, Наташа побежала, с трудом удерживая равновесие — под ногами чавкала грязная снеговая каша.

Кто-то топал следом, но Наташа не оборачивалась. Лишь выскочив на широкую улицу, остановилась, с трудом переводя дух.

Высокий парень в джинсовом костюме, тот самый, что смеялся, когда услышал, что Наташа из Гирея, остановился рядом, но, так как было скользко, проехал вперед метра два. Обернулся к Наташе.

— Ну ты и бегаешь, Аксинья! Спортсменка, что ли?

— Тебе чего надо? — огрызнулась она.

— Да вот, понимаешь, увидел, что ты вышла от ректора в расстроенных чувствах, и решил, что нельзя оставлять товарища в беде. Нас же в пионерах как учили? Сам погибай, а товарища выручай.

— Обойдусь как-нибудь и без твоей выручки, понятно?

— Оно-то понятно, — кивнул парень. — Значит, пионерская логика не действует. А как насчет русской народной? Не ешь меня, лисичка-сестричка, может, я тебе и пригожусь…

— Уйди! — болезненно поморщилась Наташа. И, обогнув парня, пошла вперед.

Но он пошел рядом, не отставал ни на шаг.

— Да не переживай ты, в жизни чего только не бывает. Понимаю, ты теперь обижена на весь белый свет. Думаешь, все в Москве такие подлецы, как этот подонок. Честное слово — нет. Да не спеши ты, скользко ведь, еще упадешь, ногу сломаешь.

— Не твое дело! — Наташа остановилась, посмотрела парню в глаза. — Что ты пристал, как репей? Не видишь — я не желаю с тобой разговаривать. Отвяжись! По-хорошему прошу.