Просто... повезло!

Мягкие интонации бархатного голоса приводили в бешенство. Хотелось выгрызть глотку, вырвать язык, а череп использовать вместо чаши. Нуада улыбался. Он постоянно улыбался! Эта улыбка просто бесила, вот только он еще нескоро сможет хоть как-то противостоять Наставнику, хотя… надо признать, учитель из принца получился отменный. С его методами лениться невозможно.

* * *

Жизнь в мэноре потекла своим чередом. Маги проверяли время от времени защиту комнаты и всего здания, следили за домовыми эльфами, наводящими лоск на отремонтированные помещения, готовили сад к весне, обсуждая проект, оставленный хозяином, нянчили и развлекали Темучина, ставшего всеобщим любимцем, часами беседовали с портретами Даркеварров.

Особенно всех интересовали подробности происхождения последнего лорда.

– Лорд Даркеварр…

Телохранители в очередной раз расположились в креслах в гостиной, под ироничным взглядом портрета Деймоса.

– Слушаю…

Деймос смотрел с насмешкой в темных глазах, прекрасно понимая, что именно интересует магов.

– Скажите, милорд… как же все-таки получилось… ммм…

– То, что получилось? – хмыкнул портрет, поправляя манжет.

– Да! Именно так! – облегченно отозвался Гарольд. – Ведь насколько я знаю, Уркварт – Высший демон.

– Именно так, юноша! – благожелательно кивнул развлекающийся Деймос.

– Так каким же образом?

– Да вот как-то так!

* «Лабиринт» – фильм с Девидом Боуи. Замок Короля Гоблинов просто потрясает.

** Нуаду (др. – ирл. Nuada, Nuadu) – в мифологии ирландских кельтов король и предводитель богов Туата Де Дананн. В первой битве при Маг Туиред потерял руку, несмотря на то, что у него был волшебный меч, от которого никто не мог спастись. Поскольку бог с физическим изъяном не мог быть королём богов клана Туата Де Дананн, Нуада был вынужден отречься от трона и уступить его Бресу. Впоследствии бог-врачеватель Диан Кехт сделал ему серебряную руку, так что Нуада получил прозвище Аргетламх («Серебряная рука»)

*** Хопе́ш, кхопе́ш, кхепе́ш (слово обозначало переднюю ногу животного) – разновидность холодного оружия, применявшаяся в Древнем Египте. Имеет внешнее сходство с ятаганом. Восходит, видимо, к шумерскому аналогу. Состоял из серпа (полукруглого клинка) и рукояти. Рукоять хопеша двуручная, составляет 50–60 см (20 – 24 дюйма) в длине, хотя существовали меньшие примеры. Лезвие могло иметь как только внутреннюю, так двойную заточку, когда ближняя к рукояти часть клинка имела внешнюю заточку, а дальняя – внутреннюю. Имевший форму полумесяца, хопеш не являлся мечом (который появился из кинжала), но происходил от боевых топоров. Однако, в отличие от своего прародителя, хопеш оставлял не порезы, а разрезы, схожие с саблей. Это оружие вышло из использования около 1300 г. до н. э.

Глава 11. Лента. Второй виток

Сколько прошло времени определить было невозможно. Год? Десять? Сто?

Нимхейн совершенно потерялся в ощущениях, а окружающий его космос подсказок не давал: не всходило солнце, не катилась по небосводу луна… только звезды все также сверкали холодными алмазами в черном бархате неба.

Мальчишка не видел, но изменения касались его все сильнее и сильнее… мелочь там, какая-то деталь здесь… но общая картина постепенно начинала складываться все более интересная.

Вначале начало меняться тело. Нимхейн даже не ожидал, что станет настолько гибким и шустрым – копье Нуады разило без промаха и на приличном расстоянии, а получать смертельные и калечащие раны не хотелось, так что первое, чему он научился – уворачиваться. Вбок, в сторону, назад, вперед, падать на гладкое покрытие алой ленты, подпрыгивать… если б можно было летать, то он и этому бы научился, но увы, пока что о таком можно было только мечтать.

Тот день, когда Нимхейн смог, пусть и не до конца (копье рассекло мышцы на руке, а не отрезало ее ко всем чертям) увернуться, он по праву стал считать своим личным маленьким праздником. Он смог! Пусть неуклюже, но что-то получилось! Мелькнувшее в глазах принца одобрение тоже только окрыляло, действуя, как прекрасный допинг.

Естественно, мечты прибить сидхейскую сволоту никуда не делись, только укрепляясь и укрепляясь.

Через какое-то время Даркеварр уже вовсю уклонялся, правда, это его не спасало, если Нуада ставил перед собой цель отрубить своему воспитаннику что-то не нужное, или решал его наказать – с его ростом, сидхе достаточно было сделать широкий шаг и вытянуть руку с копьем, мелочи для той машины смерти, которой являлся белобрысый стервец. Однако Нимхейна радовало даже если ему попадало просто каждый второй раз, а не каждый первый.

Мышцы окрепли, наливаясь силой, связки и сухожилия стали эластичными, а суставы гибкими, в один прекрасный момент подросток обнаружил, что сел на шпагат, и не заорал при этом от боли, а вполне себе спокойно это сделал. Как говориться, жить захочешь – не так раскорячишься!

Теперь Нимхейн часто вспоминал злосчастную корову из шедевра всех времен и народов, особенно, когда Нуада делал подсечки, и хорошо, если не копьем – была у него милая привычка отрубать недостаточно проворные конечности.