Просто притворяемся (ЛП)

Но когда это тебя останавливало? Нелепое за гранью понимания – это твоя специализация, твоя гребаная сильная сторона.

Так что знаете что? Ты решаешь просто плыть по течению.

– Черт, да, – говоришь ты, подползая ближе и занимая позицию позади нее, после чего облизываешь губы, просто чтобы посмотреть, как она заерзает.

Она продолжает подпрыгивать, только на этот раз в этом больше от раскачивания, поначалу медленного – вперед-назад, вперед-назад – и ты стоишь на коленях позади нее, как идиот, пока при ее обратном движении ее попка не задевает слегка твой член. Твой стон абсурдно громок. Судя по очевидно притворному удивленному выражению ее лица, она сделала это нарочно – маленькая дразнила. И затем она снова это делает. И снова. Каждый раз все более явно, каждый раз со все возрастающим колебанием бедер.

– М-м, – мурлычет она, оглядываясь через плечо.

В следующий раз, однако, тебе удается застать ее врасплох. Когда ты видишь ее чопорную черную юбку-карандаш (идеальную для офиса и еще более идеальную для фальшивого перепихона в номере отеля), приближающуюся к твоим серым брюкам, ты хватаешь ее за бедра и со всей силы прижимаешь к своему готовому в любой момент вырваться на свободу члену. О гребаный Господи Иисусе! Она издает вопль, и это так восхитительно сексуально.

– Так вот как ты хочешь поиграть, – рычишь ты.

– Боже, Малдер, – выдыхает она. – О боже. Мы просто притворяемся. Просто притворяемся. – Но затем она трется попкой о твой пах, и в этом нет ничего притворного. Ничегошеньки.

Ты стонешь, помня, что, в конце концов, вам полагается играть на публику. Ты начинаешь раскачиваться, держа ее за бедра и вжимаясь членом в ее сладкую попку, пока пружины не начинают снова скрипеть, пока комната вновь не наполняется звуками стандартной для таких мест симфонии скрипящего матраса, дополненной ударами спинки кровати о стену.

Она подыгрывает, издавая стоны и выкрикивая «о, малыш» или «так хорошо» время от времени, как и полагается номинантке на звание «Лучшей актрисы», но потом, на каждом четвертом или пятом толчке, возникает то, что совсем не похоже на игру – отчаянные стоны, шепотом произнесенное «о боже», а однажды, при особенно сильном толчке, с ее губ срывается едва слышное «черт».

– Да? – цедишь ты сквозь плотно сжатые зубы. – Тебе нравится грубее? – Ты удваиваешь усилия, стискивая пальцами мышцы ее бедер, одновременно яростно толкая в нее. Ты не занимался подобным петтингом, вероятно, лет двадцать, и тогда это даже не было столь же приятно. Она просто восхитительна на ощупь, даже сквозь слои одежды, даже при том, что технически вы притворяетесь, даже при том, что по ту сторону этих бумажно-тонких стен готовится грандиозная операция ФБР. Очень скоро все грозит стать весьма рискованным. Очень скоро ты здорово опозоришься.

– О боже, – стонет она. – Да, да, сильнее, сильнее. – Она прижимается к тебе, вращая бедрами и хныкая, и, несмотря на нарастающее смущение, ты ни за что на свете не можешь отказать ей в этом. – Притворись… – она оглядывается на тебя и выдыхает: – притворись, что скоро кончишь…

– Ты и гребаного представления не имеешь, – стонешь ты и думаешь о том, что должен чувствовать себя глупо, чего нет и в помине, ведь она тебя об этом попросила. Ее волосы колышутся с каждым твоим толчком, падая на ее похожие на две воронки глаза, когда она наблюдает за тобой через плечо. По твоим вискам течет пот.

– Господи, такая тугая, детка, такая чертовски прекрасная, – стонешь ты, плотно зажмуриваясь, когда представляешь ее в других обстоятельствах: в красивом номере отеля, на белых чистых простынях, может, на каком-то Карибском острове. – Ты, – шепчешь ты, – ты тоже. Покажи мне, как ты выглядишь, когда кончаешь, Скалли. Покажи мне, как бы ты выглядела, если бы мы были одни – только ты и я. – Вы больше не притворяетесь, и ты хочешь, чтобы она это знала. Тебе нужно, чтобы она это знала.

– Малдер, – хнычет она, роняя голову между опущенных плеч. – О боже. – Она на мгновение замедляется, опуская бедра, и тебе кажется, что она собирается остановиться. Ты слишком далеко зашел, черт побери, гребаный ты идиот. Но когда ты уже намереваешься отодвинуться и извиниться, грохнуться на пол и начать молить о прощении, она снова ускоряется – и не просто ускоряется, а движется по-другому, пока ее движения не становятся плавными, а тело покачивается. Это в миллион раз чувственнее твоих резких прямых толчков, и ты осознаешь, что она делает то, о чем ты ее попросил: она показывает тебе, как было бы, окажись все по-настоящему и вы остались бы только вдвоем, без присутствия двенадцати других агентов, разбросанных по отелю где-то за вашей дверью.

– Скалли, – бормочешь ты. – О, Скалли…