Здесь, на арене цирка, в незапамятные времена предавали мученической смерти первых христиан. Сюда в 67 году после судилища был приведен и апостол Петр. Петр попросил, чтобы казнь его не уподобляли Христовой. Тогда его распяли головой вниз. Святой Климент, тогдашний римский епископ, с верными учениками апостола сняли его тело с креста и похоронили в расположенном неподалеку гроте.
В 326 году Константин Великий, первый римский император-христианин, повелел возвести над могилой храм. Туда и были перенесены останки апостола. По имени великого императора храм получил название Константиновой базилики.
Кроме постоянных прихожан, казалось, весь Рим собрался к сегодняшней Вечере. Оно и не удивительно — не каждый день на кафедру восходит сам наместник святого Петра. Говорят, мессер Лотарио Конти, граф Сеньи, граф Лаваньи, получивший при интронизации имя Иннокентия III, принял папскую тиару не слишком охотно. Но, взойдя на Святой престол, он на удивление энергично занялся делом возвращения тех христианских земель, что были утеряны на Востоке в результате победоносных походов Саладина. И вот, сегодня, как ожидалось, он произнесет вслух слова, что вновь двинут победоносное христово воинство в пределы Святой Земли. И уже никто не сможет противиться воле Господа нашего, возвращающего чадам своим законное их наследие. Слухи о предстоящей Вечере с самого утра растекались по рынкам, мастерским, передавались из уст в уста в лавках и на площадях.
Да и сама базилика, казалось, преобразилась. Горели все семьсот настенных свечей и ламп, заправленных оливковым маслом. Потолочные канделябры — даже огромный, на 1370 свечей, подаренный в VIII веке папой Адрианом I — были зажжены и ярко освещали лики святых в самых укромных и труднодоступных уголках.
Те, кто не сумели попасть внутрь, разместились на привратной площади и, затаив дыхание, вслушивались в звуки, доносящиеся через широко открытые соборные врата. Вот прозвучали положенные пять псалмов с антифонами, Capitulum, Гимн, Песнь Богородицы. Служба плавно подошла к завершающей молитве дня, когда голос Понтифика вдруг удивительным образом усилился, и над площадью полетели давно ожидаемые, но все равно необычайные, будоражащие самую суть слова.
—
Площадь воистину окаменела. То, о чем люди даже шепотом не смели сказать друг другу, было во всеуслышание сказано наместником святого Петра. Известия из Святой земли о поражениях христовых воинов и потере Иерусалима поколебали, казалось, сами основы жизни и веры. А великие надежды, пробужденные свершившимся было обретением Гроба Господня — что сулило скорое исполнение всех святых пророчеств — сменились бездной недоумения и отчаяния.
Как, как может святое воинство не одолеть нечестивых?! Разве не на нашей стороне небесные рати и сонмы ангелов Господних?! А как же истинная вера?! Неужто…?!
И вот сегодня тот, кто единственный из всех живых непогрешим, даст, наконец, ответы на все вопросы, утешит муку, возвестит путь из гнетущего непонимания. Тысячи бледных от волнения лиц, тысячи устремленных в створ ворот глаз, ни дуновения, ни звука, и только мерно падающие в толпу слова…
—
Будто один огромный вздох пронесся из конца в конец привратной площади, истаивая в сходящихся к площади узеньких улочках. Напряжение, достигшее, казалось бы, высшей точки — когда еще немного, и душа разорвется от невыразимого волнения — внезапно еще усилилось. Ибо — Господь свидетель — невыносимые, мучительные слова терзали одною адской пыткой сердца каждого пришедшего сегодня на площадь святого Петра.
А голос понтифика все бил и бил неистовым набатом!