Просто вдвоем

Но он достал из портфеля «Уолл-стрит джорнал» и принялся не спеша изучать первую страницу.

Не прошло и пяти минут, как Ив произнесла: «Чем я могу вам помочь?» – приправив свой обычный неприветливый тон двойной порцией неприязни. Подняв глаза, я увидел Жаклин. Она кусала губу и, видимо, жалела, что пришла.

– Это ко мне, Ив, – сказал я, подходя к стойке.

Когда я сделал для Жаклин кофе и отказался взять с нее деньги, обе мои сотрудницы хмуро на нее уставились, хотя я даже представить не мог причины. Жаклин выбрала столик подальше от Хеллера и достала ноутбук. Я не выдержал и, заглянув в лицо Гвен, спросил:

– Какого черта? С чего вы пялились на нее так, будто хотели испепелить?

Гвен скрестила руки на груди и в упор на меня посмотрела:

– Пожалуйста, только не говори мне, что эта девушка тебе нравится, Лукас.

Я искоса взглянул на Хеллера. Он сидел неподвижно, как скала, и только иногда переворачивал страницы.

– О чем ты? С чего ты это взяла?

Гвен состроила гримасу, сжав губы:

– Ты не такой непроницаемый, как тебе кажется. А она, по-моему, тобой играет.

– Что?!

Слава богу, у касс никто не стоял, а Жаклин была слишком далеко, чтобы слышать этот бредовый разговор.

– Так и есть, – прошипела Ив, становясь рядом с Гвен. – На днях сюда опять приходили ее подружки. Знаешь их? Ну, те две «сестрички»? – Слово «сестрички» она произнесла таким тоном, будто хотела сказать «заразные уличные шлюхи». Боже мой! Я кивнул, решив дать ей пять секунд: пусть скажет что-нибудь такое, что я запросто опровергну. – Так вот. Из-за проклятой машины я слышала не весь их разговор, но разобрала ваши имена. И поняла, что они используют тебя… уф… Они придумали операцию под названием, – она чиркнула пальцами в воздухе, изображая кавычки, – «фаза плохих парней». Паскудство!

Я вытаращил глаза. «Фаза плохих парней». Нормально.

– Да вы что, обе спятили?

Ив скрестила руки, копируя позу Гвен.

– Мы – нет. Эти две куклы разрабатывают план, а она его выполняет. Ты нужен только как жеребец, чтобы с твоей помощью она отвлеклась от кого-то еще. А теперь вопрос: на кону миллион долларов и выход в следующий раунд. Тебе действительно нравится эта девчонка или ты просто хочешь с ней переспать?

Стоя плечом к плечу, Ив и Гвен испытующе уставились на меня, как буйнопомешанные близнецы.

Я нужен только как жеребец, чтобы с моей помощью забыть кого-то еще…

– Это не ваше дело.

– Еще как наше! – Ив ткнула мне в грудь ногтем, покрытым черным лаком. – Мы твои друзья и не позволим, чтобы какая-то самодовольная сучка тобою вертела!

Я сжал челюсти:

– Не надо. Так. О ней. Говорить.

Они переглянулись.

– Черт! – сказала Гвен.

– Ну, капец, – сказала Ив.

* * *

Через час Жаклин и Хеллер вышли из кафетерия с промежутком в несколько минут. Уходя, Хеллер притормозил возле ее столика, чтобы сказать, как он был рад тому, что она наверстывала пропущенное. Я их не слышал, но понял, о чем шла речь, поскольку именно это Чарльз сказал мне утром.

Поговорив с ней, он подошел ко мне и еще раз похвалил ее успехи. А она смотрела на нас. Мне вспомнилось крылатое выражение, которое часто употреблял мой дед: «Сеть хитрую готовься ткать, когда впервые вздумал лгать»[16]. Теперь я испытал на собственной шкуре, каково путаться в этой сети.

В оставшуюся часть смены посетителей было так мало, что менеджер спросил, не хочет ли кто-нибудь из нас уйти домой. Я выразил такое желание. Ив и Гвен снова многозначительно переглянулись: раньше я никогда не отказывался от рабочих часов.

Когда я одевался, Гвен заглянула в подсобку:

– Лукас?

– Чего? – вздохнул я, оборачиваясь к ней.

Задумчиво поджав губы, она тронула мою руку, а потом сказала:

– Я понимаю: Ив иногда бывает резковатой…

Я усмехнулся:

– Да что ты! Никогда не замечал!

Она улыбнулась, и от ее глаз разбежались лучики. Со мной опять разговаривала прежняя Гвен.

– Мы обе беспокоимся о тебе и не хотим видеть, как ты мучаешьcя.

Я застегнул молнию на куртке. Она была из мягкой кожи шоколадного цвета. Я никогда не позволил бы себе такую вещь. Синди и Чарльз подарили мне ее на день рождения, когда я учился на первом курсе. Тогда она была мне великовата, а теперь – в самый раз.

– Я большой мальчик, Гвен. Могу сам о себе позаботиться. И уже давно это делаю.

– Конечно. Я знаю. Просто… будь осторожен. Иные люди не стоят боли, которую они нам причиняют. Даже если мы можем ее пережить.

Она никогда не говорила об отце своего малыша, но я знал, что сейчас она делилась собственным опытом. Я не видел ничего общего между Жаклин Уоллес и эгоистичным кобелем, которому не хватило мужества признать собственного ребенка. О Жаклин мне было известно то, чего я никому не мог рассказать.

– Спасибо, Гвен. Я буду осторожен, – пообещал я.

Опять ложь.