Просто вместе

– Ну и ладно, не хочешь идти – не надо, тем хуже для тебя, мы с Филибером все равно отправимся. Попрошу заметить – это мой первый каприз в наступившем году!

– Там наверняка не будет мест…

– Будут! В крайнем случае подождем в баре…

– А как же библиотека господина Маркиза? Я что, попру ее с собой в ресторан?

– Оставим чемодан в камере хранения и заберем на обратном пути…

– Ты все продумала… Черт, Филу! Да скажи же что-нибудь!

– Франк…

– Что?

– У меня шесть сестер…

– И?

– Скажу тебе просто и ясно: признай свое поражение. Чего хочет женщина, того хочет Бог…

– Кто это сказал?

– Народная мудрость…

– Приплыли! До чего же вы оба мне надоели с вашими цитатами…

Он успокоился, когда она взяла его под руку. Они шли по бульвару Монпарнас, и зеваки расступались, давая им дорогу.

Со спины они выглядели очень авантажно…

Слева худой дылда в шубе "Бегство из России", справа крепыш в куртке Lucky Strike, а между ними – девушка. Она щебечет, смеется, подпрыгивает, мечтая, чтобы они подняли на руки и скомандовали: "И раз! И два! И три! Оп…"

Она держала их очень крепко. Все ее душевное равновесие зависело только от них. Вперед, назад- ходу нет. Только здесь…

Тощий верзила шел, слегка наклонив голову, крепыш шагал, засунув кулаки глубоко в карманы потертой куртки.

Оба они, сами того не сознавая, думали в точности то же самое: вот мы идем втроем по улице, мы голодны, как волки, мы вместе, и пусть все катится в тартарары…

Первые десять минут Франк вел себя просто невозможно, критикуя все на свете: меню, цены, обслуживание, шум, туристов, парижан, американцев, курильщиков и некурящих, столики, омаров, свою соседку, свой нож и безобразную статую, которая наверняка испортит ему аппетит.

Камилла и Филибер хихикали.

Выпив бокал шампанского, два стакана шабли и съев шесть устриц, он наконец заткнулся.

Филибер, совершенно не умевший пить, все время смеялся – глуповато и беспричинно. Он то и дело ставил бокал на стол, промокал губы и бормотал, подражая знакомому кюре из деревенского прихода: "Ааа-минь, ааах, до чего же я счастлив быть с вами…" По настоянию друзей он сообщил им новости о жизни своего маленького дождливого королевства, о семье, наводнениях и рождественском ужине у кузенов-интегристов, попутно объяснив с мрачноватым юмором массу невероятных обычаев, чем совершенно их заворожил.

Франк изумленно таращил глаза и каждые десять секунд повторял как заведенный: "Да ну?", "Нет!", "Нееет…".

– Говоришь, они обручены уже два года и никогда… Погоди… Не верю…

– Ты должен выступать в театре, – тормошила Филибера Камилла. – Уверена, ты будешь великолепным шоуменом… Ты столько всего знаешь и рассказываешь так остроумно… И так беспристрастно… Мог бы, например, очаровать публику историями о странностях родовой французской знати…

– Ты… правда так думаешь?

– Я просто уверена! Да, Франк? Слушай… Ты же сам говорил, что какая-то девушка в музее хотела взять тебя с собой на курсы…

– Ддда… Но… но я слишком за… заикаюсь…

– Нет, когда рассказываешь, речь у тебя красивая и плавная…

– Ввы… вы так считаете?

– Да. Твое здоровье, мой высокородный друг! Я пью за то, чтобы в новом году ты принял верное решение! И не жалуйся – его будет легко выполнить…

Камилла расчленяла крабов и делала для них дивные бутербродики. Она с детства обожала блюда из даров моря, потому что возни было много, а есть не приходилось почти ничего. Прячась за горой колотого льда, она могла целый вечер морочить голову сотрапезникам, и никто не доставал ее советами и вопросами. Она подозвала официанта, чтобы заказать еще одну бутылку, проигнорировав практически нетронутую еду на своей тарелке, сполоснула пальцы, ухватила тост, откинулась на спинку стула и закрыла глаза.

Клик-кляк.

Все замерли.

Время остановилось.

Счастье.

Франк рассказывал Филиберу истории о карбюраторе, и тот терпеливо слушал, в очередной раз демонстрируя широту образования и величия души:

– Конечно, 89 евро – это сумма, – степенно кивал он, – а… что об этом думает твой друг… толстяк…

– Толстяк Тити?

– Да!

– Ну, знаешь, Тити… Ему плевать… У него таких головок цилиндров навалом…

– Ну конечно, – с искренним участием отвечал Филибер, – толстяк Тити – это толстяк Тити…

Он не издевался над Франком. В его словах не было ни малейшей иронии. Толстяк Тити – это толстяк Тити, так оно и есть.

Камилла спросила, кто хочет съесть с ней на двоих блины фламбе. Филибер предпочел сорбет, а Франк решил оговорить условия:

– Погоди… Ты из каких птичек? Из тех, что говорят "на двоих", а потом сжирают все сами, невинно хлопая ресницами? Или из тех, что собирают ложкой весь крем с торта? Или ты из тех, кто держит слово?

– А ты закажи – и узнаешь…

– Восхитительно…

– Нет, они разогретые, слишком толстые, и масла слишком много… Я сам напеку тебе блинов, поймешь разницу…

– И когда ты…

– Когда станешь благоразумной девочкой.

Филибер чувствовал, что ветер переменился, но пока не понимал, в какую сторону он теперь дует. Этого не понимал никто.

В чем и заключалась вся прелесть ситуации…