Просто вместе

Хуже всего было то, что она ему верила. Доберман Одинокое Яйцо и человек Одинокий Мозжечок вполне могли хрустеть крокетами со вкусом цыпленка, сидя в жарко натопленной халупе перед экраном телевизора и глядя порнушку… Еще как могли.

Так прошло много дней. Иногда он не приходил. Батон зачерствел, сигареты лежали на месте. Случалось, он забирал только собачий корм… Слишком много дури и еда не нужна? Ломка и нет сил на пирушку? Камилла перестала брать в голову… Проверила на всякий случай подсобку – стоит разгружать сумку или нет? – и привет горячий.

У нее были другие заботы…

В квартире все шло гладко, и дело было не в хартии, не в Мириам и не в CHC – просто каждый из них жил своей жизнью, стараясь не досаждать соседям. Каждое утро они обменивались приветствиями, вечером расслаблялись, как умели. Гашиш, травка, красное вино, инкунабулы, Мария-Антуанетта или Heineken – каждый "оттягивался" по-своему, и все "тащились" от Марвина.

Днем она рисовала, а Филибер – если он случайно оказывался дома – читал ей вслух или комментировал семейные альбомы.

– Это мой прадедушка… Молодой человек рядом с ним – его брат, дядя Элай, а на переднем плане – их фокстерьеры… Они устраивали собачьи бега, а господин кюре – вот он сидит – определял на финише победителя.

– Да уж, твои родственнички не скучали…

– И были правы… Через два года они отправились на Арденнский фронт, а полгода спустя оба погибли…

А вот на работе все разладилось… Во-первых, грязнуля с шестого этажа как-то вечером подстерег ее и, глупо хихикая, поинтересовался, куда она дела свою метлу. Он ржал взахлеб над своей шуткой и, не отставая, тащился за ней по коридору, повторяя: "Я уверен, это вы! Я уверен, это вы!" Да отвали ты, хрен моржовый, надоел. Кончилось все тем, что она обернулась и ткнула пальцем в СуперЖози, разглядывавшую вены на ногах: мол, это не я – она…

Game over.

Во-вторых, она больше не могла выносить Бредаршу…

Та была глупа, как пробка, имела на сантим власти и безбожно ею злоупотребляла (Touclean все-таки не Пентагон!), потела, брызгала слюной и все время ковыряла в зубах колпачком ручки, Но самой отвратительной была ее привычка отпускать расистские шуточки: она на каждом этаже зажимала Камиллу в углу и говорила какую-нибудь гадость – все остальные девушки в их команде были цветными.

Камилла долго сдерживалась, чтобы не заехать начальнице половой тряпкой по роже, но терпение у нее в конце концов кончилось, и она велела ей заткнуться и не утомлять окружающих.

– Нет, да вы только послушайте… Как она со мной разговаривает! Ты вообще что здесь делаешь? Что делаешь тут с нами? Шпионишь? Я вот вчера подумала: может, тебя хозяева прислали вынюхивать и стучать… Знаю я, где ты живешь, и все такое прочее… Ты не из наших, так ведь? От тебя воняет богатством, воняет деньгами. Убирайся, надзирательница!

Остальные не вмешивались. Камилла пошла прочь, толкая перед собой тележку.

Она обернулась.

– На то, что говорит эта, мне плевать – я ее презираю… А вот вы… Дуры несчастные, я ведь ради вас разоряюсь, чтобы она перестала вас унижать… И благодарности не жду – засуньте ее сами знаете куда! Но сортиры помыть могли бы и помочь: если кто не заметил, я у вас главный и единственный чистильщик унитазов…

Мамаду издала странный звук и сплюнула: к ногам Жози шлепнулся чудовищный сгусток слюны и мокроты. Потом она подхватила ведро, раскачала его и шлепнула Камиллу по заднице.

– Откуда это у девки с такой маленькой попкой взялся такой большой рот? Удивляюсь я на тебя…

Выпустив пар, все наконец разошлись. На Самию Камилле было плевать. А вот с Кариной дело обстояло сложнее… Ей нравилась девушка, ненавидящая свое настоящее имя Рашида, и лизавшая задницу фашизоидной сучке. Эта малышка далеко пойдет…

С этого дня расклад изменился. Дебильная работа и тошнотворная атмосфера – это уж слишком…

Разойдясь с коллегами, Камилла, как это ни странно, обрела друга… Мамаду теперь поджидала ее у метро и работала с ней в паре. Впрочем, работала за двоих Камилла, а негритянка при сем присутствовала. Нет, она не отлынивала, боже упаси, но проку от нее не было никакого. Она была такой огромной и толстой, что тратила четверть часа на работу, которую Камилла легко делала за две минуты. Многострадальные кости Мамаду с трудом носили ее чудовищные ляжки, гигантские груди и гипертрофированное сердце. Скелет артачился, и в этом не было ничего удивительного.

– Ты должна похудеть, Мамаду…

– Что да, то да… А ты-то сама когда придешь к нам на цыпленка? – всякий раз отбрехивалась та.

Камилла предложила ей сделку: я буду работать, а ты в это время со мной разговаривать.