А я больше года вдовела тогда. Ну, два года отец твой продержался. А потом посватался ко мне, честь честью. Дом то уже пораззорен был, и корова издохла, но все еще крепкое было хозяйство. И к Гантею хорошо относился, сынком звал, и все налаживаться стало. Ну, только год и прожили мирно. Осенью погода переменчива, разбил отец твой лодку о скалы и сутки, почитай, в холодной воде проболтался. Вынесло его течением, выжил. Только болеть начал, все кашлял. И месяца не прожил после. Но свёл меня к Телепу, пока ходил ещё, и свидетелей назвал аж трех. И при свидетелях велел, что ежели помрет — дом тебе оставляет до замужества. Вот как замуж тебя выдам, да с приданым хорошим, так дом и мой. Ну, а Вара-та уж апосля пришёл в примаки. Ну, тоже не пустой — лодка своя у него, крепкая, сети опять жа. Так вот и живем все.
Вера лежала в свернувшись в комок и плакала. Просто накопилось всё, тут и слабость после болезни, и понимание, что ни дочку, ни внуков больше не увидит никогда, тут и шок от всего происходящего.
— Лет Елине, то есть — мне, сейчас восемнадцать. Ещё два года до замужества, раньше никак нельзя. До двадцати замуж отдать — в храме не обручат и староста не запишет в бумаги. А причина очень простая — живут здесь дольше. Морне уже сильно за пятьдесят, а ведь ей и тридцать то не дашь. А самая старая в селе бабка уже за двести перевалила. Но это уже совсем старуха считается. И как теперь с этим всем жить — вообще не понятно. Дожить до двухсот — замечательно, но не в такой же халупе страшенной.
Так под эти мысли, в полной растерянности от обилия нового и непривычного, Вера и задремала.
Глава 5
Сон был не долгий и не крепкий, но освежил. В доме никого не было, и Вера вышла во двор.
— Морнааа!
— Чё орешь-та? Тута я. — Морна появилась откуда то из сараюшки.
— Морна, мне лучше уже. Может ты мне покажешь, где что в доме и в хозяйстве у нас?
— Ты ничо так и не вспомнила?
— Нет, Морна. Всё вокруг как чужое выглядит. А я же не могу все время лежать. Надо же что то делать.
— Ты смотри-ка, раньше ты не рвалась делать-та… Ну, пойдем, покажу, где что есть. Ток может покормить тебя сперва? Ты в беспамятстве-та была — одни настои три дня пила, Лещиха травы разной дала, да велела поить горячим. Ты и так была тощая, как палка, а сейчас и совсем страшна.
— Спасибо, но давай сперва дом и хозяйство посмотрим, а потом вместе пообедаем. Да и поговорим еще. Слишком мне все незнакомым кажется и странным.
— Ну, девка, как знаешь, пойдем тогда.
Обход был долгим. Начали с погреба. Был он выкопан отдельно от дома, большой, справный. Полки по стенам, ящики. Но почти пустой. Маленький деревянный бочонок — на дне, в слое соли, несколько кусков сала. Отдельно на стене прибита широкая полка. Там молоко в глиняных кувшинах, горшочек с маслом и широкая плошка с творогом, закрытая чистой тряпочкой. А вот овощей — совсем мало.
— Дак что ты хочешь-та, девка. Весна, за зиму все доели, что запасли.
Плоды оставшиеся были разные, в одном ящике немного старой, уже прорастающей моркови, лук с перьями, 4 маленькие тыквы, килограмма по полтора-два, не больше.
— Морна, а вот это что такое?
— Дак бака это. Ну, в земле растет, еда такая… — Морна аж растерялась.
Похоже, эта самая бака очень распространенная штука. Похожи плоды были на помесь репки и моркови. Толстые, вытянутые корнеплоды, все не больше килограмма, в основном грамм по пятьсот-шестьсот, со светлой кожицей.
— А ее сырую едят или как?
— Ты, Елька, и правда, как дурная. Варят ее. На ужин сёдня сделаем. Мужики-та только завтра вернутся, ну да ладно, одну-та я тебе сегодня сготовлю. — Ты, главно дело, если кто соседи зайдут — молчи. А разнесут по деревне — потом и замуж тебя не возьмут.
— Да что ты меня всё замуж-то хочешь спихнуть?
— Дак а как по другому-та? Не век же тебе с нами куковать. А в девках засидишься — кто потом-та возьмёт? Приданое-та тебе справим, но вот коровы я за тобой не дам — корову это уже Вара покупал.
Я всё честь по чести сделаю, но и лишнего не проси. Вара вон еще ребёнка своего хочет. Так что через седьмицу поедем тебе второй сундук покупать и ткани, и обряд всякий, и зимой будешь шить и вышивать. Ты ведь вышиваешь-та хорошо, в мамку пошла. А теперь и не знаю, чё и думать — вдруг и это забыла?
— Нет, Морна, не волнуйся. Это я помню. И шить и вышивать могу.
— Ну и ладно, дальше пошли.
Дальше был сарай, где разделенные жердями, стояли корова и конёк. Корова была справная, гладкая, кормлёная, а конёк — уже старенький, но еще крепкий. В стойлах было не чищено.
— Вот, видишь? С тобой сегодня провозилась, и животину не обиходила. И на выпас Мысу не отправила. Доить помнишь как?
— Нет, Мора, не очень помню.
— Ну и не подходи тогда пока к животине. Мыса молодая и пугливая, я уж тута сама управлюсь. Дальше пошли.
Дальше был курятник, где Мора показала соломенные нычки. Заодно собрали почти десяток яиц.
— Ну, чё-та мало сегодня. Корзину-та держи крепче, а то как тогда — выронишь и всё побьешь.