Простой план

Сара взяла в руки медведя и как-то по-новому посмотрела на него. Мелодия становилась все медленнее – каждая нота казалась самой последней, – но так и не смолкала.

– По-моему, это очень мило с его стороны, правда? – Сара ткнулась носом в игрушку.

Я поднял оберточную бумагу и бросил ее в мусорную корзину возле кровати.

– Интересно, где он хранил его все эти годы, – пробормотал я.

– Он поднимется?

– Нет. – Я направился к двери. – Он очень торопится.

Сара опять стала заводить игрушку.

– Что это за чек?

– Для Джекоба, – бросил я на ходу и вышел в коридор.

– Он просит взаймы?

Я не ответил ей.

Малышка начала плакать – я как раз поднимался по лестнице, возвращаясь в спальню. Сначала ее плач был еле слышен; это было что-то среднее между покашливанием и кудахтаньем, но стоило мне войти в комнату, как ее голосок взвился до самого что ни на есть пронзительного крика.

Я вытащил Аманду из люльки и отнес на кровать.

Когда я поднимал ее, она расплакалась еще громче, крошечное тельце напряглось в моих руках, личико стало ярко-красным, и казалось, будто девочка вот-вот лопнет. Ее вес в очередной раз удивил меня; никогда не думал, что младенец может быть таким тяжелым, и к тому же она была какой-то плотной, словно накачанной водой. Голова – круглая, огромная – составляла почти полтела.

Сара протянула ко мне руки, и я передал ей ребенка.

Плюшевый медвежонок сидел тут же, в изголовье кровати, выставив вперед свои маленькие черные лапки, словно тоже хотел успокоить плачущую малышку. Сара поддерживала Аманду одной рукой, а другой расстегивала пижамную кофту, обнажая левую грудь.

Я отвернулся, подошел к колыбельке и выглянул в окно. Мне было неприятно смотреть, как Сара кормит Аманду. Я испытывал чувство гадливости, представляя, что ребенок сосет из нее соки. Мне это казалось противоестественным, ужасным; сразу вспомнились пиявки.

Я посмотрел во двор. Он был пуст: Джекоб и его грузовик исчезли. День был чудесный – тихий, безветренный, он так и просился на почтовую открытку. Солнечные лучи, отражаясь в обледенелых сугробах, слепили глаза; деревья отбрасывали на снег объемные Тени. С крыши гаража свисали сосульки, и я мысленно отметил, что, когда выйду на улицу, надо не забыть их сбить.

Отвлекшись от сосулек, я перевел взгляд выше, на самую крышу гаража, и вдруг заметил темные контуры большой птицы. Рука моя непроизвольно потянулась ко лбу.

– На крыше гаража сидит ворона, – сказал я.

Сара не откликнулась. Я потер кожу над бровями. Она была гладкой на ощупь; шишка не оставила после себя шрама. Малышка за моей спиной, пока ее кормили, издавала какие-то воркующие звуки.

Через минуту-другую Сара окликнула меня.

– Хэнк, – ее голос прозвучал очень тихо.

Я наблюдал, как ворона расхаживает взад-вперед по заснеженной крыше.

– Да?

– Пока я была в больнице, у меня возник план.

– План?

– Да. Как добиться, чтобы Лу молчал.

Я обернулся к ней. Моя гигантская тень расползлась по полу, голова приобрела чудовищные размеры и стала похожей на надутый воздушный шар. Сара, склонившись над Амандой, как-то неестественно улыбалась – брови ее высоко взметнулись, ноздри раздувались, рот был приоткрыт. Ребенок не замечал радостного возбуждения матери и жадно сосал ее грудь. Когда Сара взглянула на меня, улыбка исчезла с ее лица.

– В общем-то, никакой премудрости в нем нет, – проговорила она, – но, если мы все разыграем как надо, он может сработать.

Я подошел и присел у края кровати. Сара вновь переключила свое внимание на Аманду и начала нежно поглаживать ее щечки кончиками пальцев.

– Да, – прошептала она. – Ты моя маленькая голодная девочка, так ведь?

Губки Аманды старательно облизывали сосок.

– Продолжай, – сказал я.

– Я хочу, чтобы ты записал на пленку его признание в убийстве Педерсона.

Я уставился на нее.

– О чем ты говоришь?

– В этом как раз и состоит мой план, – объяснила она. – Так мы сможем держать его в узде. – Она усмехнулась, судя по всему, очень довольная своей изобретательностью.

– Это что, шутка?

– Конечно, нет, – удивленно проговорила она.

– С какой стати ему признаваться в том, чего он не совершал?

– Вы с Джекобом приглашаете его куда-нибудь выпить, накачиваете как следует, потом приезжаете все вместе к нему домой и начинаете в шутку разыгрывать сцену признания в убийстве. Делаете это по очереди: сначала ты, потом Джекоб и, наконец, Лу – вот тогда-то ты и запишешь его слова.

Вполне возможно, в предложении Сары и была некая логика, и я задумался, снова прокручивая в голове её план.

– Нет, это же бред какой-то, – резюмировал я. – Это ни за что не сработает.

– Джекоб тебе поможет. Это уже полдела. Если он его подзадорит, Лу обязательно поддастся.

– Но даже если нам удастся заставить его произнести эти слова – в чем я очень сомневаюсь, – все равно это ничего не даст. Никто же не поверит в его признание.

– Это не важно, – сказала она. – Нам нужно хоть что-то, чем можно было бы его шантажировать. Если мы запишем его признание на пленку и потом дадим ему прослушать, он ни за что не решится выдать тебя.