Пространственное воплощение культуры. Этнография пространства и места

С точки зрения Харви, отношения собственности создают абсолютные пространства, тогда как перемещения товаров, людей и услуг происходят в пространстве относительном, «потому что оно требует инвестиций денег, времени, энергии и т. д. для преодоления расстояний» (Harvey 1973: 13 / Харви 2018: 17). Примером же реляционного пространства является соотношение друг с другом участков земли – важный аспект человеческой социальной практики (Harvey 1973)15. Реляционные процессы фокусируются на диалектике понимания пространства, и Харви убедительно показывает, что люди неизбежно располагаются во всех трех указанных типах пространства одновременно, но при этом не обязательно соблюдается их равенство. В то же время Харви отмечает, что, несмотря на вдохновляющую новизну этого диалектического противоречия, его сложно применить в каком-либо привычном эмпирическом или позитивистском смысле (Harvey 2006).

Ученик Харви Нил Смит (Smith 1984) предупреждает, что понятие пространства зачастую воспринимается как нечто само собой разумеющееся и поэтому требует критического рассмотрения для обнаружения его противоречивых смыслов. Для самого Смита центральным моментом становится географическое пространство или, в еще более общем смысле, «пространство человеческой деятельности, начиная от архитектурного пространства на низовом уровне и вплоть до масштаба всей поверхности планеты» (Smith 1990: 66). Смит отличает географическое пространство от абсолютного и относительного и заново вводит понятие социального пространства, связывая его с испытывающими влияние марксизма теоретическими традициями при помощи анализа материального производства этого пространства. Для выполнения данной задачи он обращается к трем направлениям исследований, значимым для развития постпозитивистской географической теории: 1) гуманистической географии, заявляющей о значимости субъективных модусов знания, 2) радикальной политической традиции, интерпретирующей пространство одновременно и как цель, и как порождение социальных сил, и 3) концепции производства пространства, предполагающей «рассмотрение географического пространства в качестве социального продукта» (Smith 1990: 77).

Географы-гуманисты анализируют место, а не пространство, исходя из представления Хайдеггера (Heidegger 2001, 2010 / Хайдеггер 2020, 1997) о жительствовании и заброшенности человека в мир. Место определяется в качестве пространства, которое приобрело культурный и интимный характер, с акцентом на обитаемости и ощущении себя как дома. Географы-гуманисты используют для изучения места феноменологические методы, допуская, что связь людей с местом посредством времени или генеалогии является отношением естественного характера (Seamon 2014). Эдвард Релф (Relph 1976) приходит к концепции «безместья», которая возникает в тот момент, когда нарушаются все три составляющие места: физическое окружение, деятельность и смысл, тогда как Джон Эгнью (Agnew 2005) указывает, что аутентичность мест доиндустриальной эпохи утрачена вместе с наступлением единообразия модерна. Смысл и аутентичность также имеют первоочередное значение в тех работах Туана (Tuan 1977), Симона (Seamon 1979, 2014) и Релфа (Relph 1981), где исследуется, каким образом конкретные места уничтожаются современной архитектурой и планированием. Эдвард Кейси (Casey 1993) усиливает аргументацию Релфа, утверждая, что жизнь настолько «местоориентирована», что идея безместности вызывает глубокое беспокойство.

Определение места у Эгнью (Agnew 2005) как «локации, местной специфики и ощущения места» (location, locale and sense of place) формирует преемственность между обобщающими и партикуляристскими концепциями: