Пространственное воплощение культуры. Этнография пространства и места

Многим этнографам, изучающим современное городское пространство, разработанные Фуко (Foucault 2007 / Фуко 2011) теории территории, безопасности и пространства дают инструменты для анализа реализации государственных целей. Однако в этнографических исследованиях этот сюжет осложняется примерами локального сопротивления, оспариваемых воспоминаний, стратегий правоприменения и даже саботажа (Little 2014). Интересы частных корпораций и государства были успешно реализованы в перепланировке Таймс-сквер в Нью-Йорке, когда девелоперы, планировщики, менеджеры и архитекторы согласились создать публичное пространство, где потребители, компании и туристы будут защищены от криминала и страха, куда не будут допускаться «нежелательные элементы» (Chesluk 2008: 49). Сегментирование пространства при помощи контролируемых визуальных осей, патрулирование силами специального участка полиции Нью-Йорка и нарядов частных охранников со сторожевыми собаками, сотрудники, убирающие тротуары, – все эти механизмы задействуются для того, чтобы удалить бездомных, попрошаек, торговцев и любых подозрительных «посторонних», лишь бы туристы и владельцы магазинов чувствовали себя уверенно и безопасно.

В центре других этнографических исследований находятся пространственная гувернаментальность и управление пространством с целью контроля над людьми при помощи использования специальных пространственных зон и правил включения и исключения (Merry 2001, Robins 2002). В выполненном Патти Келли (Kelly 2008) этнографическом описании заведения «Зона Галактика» в мексиканском городе Тустла-Гутьеррес описывается постройка и управление созданным по инициативе государства борделем, где трудящиеся секс-индустрии подчинены установленным правилам и находятся под надзором в рамках регионального проекта неолиберальной модернизации. Тереза Калдейра (Caldeira 2000) рассматривает, какое влияние оказали ослабление функций государства и последовавший за этим рост преступности и панических обсуждений (fear talks) строительства закрытых жилых комплексов (gated community) в бразильском Сан-Паулу. Впрочем, сравнительное исследование закрытых комплексов в Соединенных Штатах, Латинской Америке и Китае подразумевает, что при наличии такой общей для любого огораживания особенности, как страх посторонних и криминала, способы социального производства таких мест варьируются в зависимости от региона и культурного контекста, формируя совершенно разные пространственные модели, масштабы общественной и индивидуальной вовлеченности и культурные смыслы (Low 2007).

Разработанные Фуко теории пространственного контроля и гувернаментальности оказали значительное влияние на этнографию пространства и места, в особенности с точки зрения социального производства пространства. Работы Лефевра (Lefebvre 1991 / Лефевр 2015), Харви (Harvey 1998), Кастельса (Castells 1983) и многих других авторов оказались особенно продуктивными, поскольку этнографы находились в поиске теорий, способных прийти на помощь в объяснении тех пространственных конфигураций и механизмов власти, которые обнаруживались в полевых исследованиях. Этнографы использовали эти теории социального производства в собственных целях и разработали новые представления о внутреннем функционировании и внешних реалиях отношений между пространством и властью. Этот краткий обзор не включает недавние работы теоретиков феминизма и критической теории расизма (Black race theorists), которые бросают вызов сложившемуся канону, – их вклад будет представлен в главах 4 и 5. Далее мы рассмотрим применение подхода, основанного на социальном производстве пространства и места, на двух этнографических примерах. В первом из них описываются история и развитие парка Сентраль в столице Коста-Рики Сан-Хосе (Low 2000 / Лоу 2016), а во втором – эволюция ночного рынка Шилинь в центре Тайбэя (Тайвань) (Chiu 2013).

Этнографические примеры

Социальное производство парка Сентраль в Сан-Хосе (Коста-Рика)

Введение и методология