Читаем Пространство сна полностью

Тапочком бы тетку прихлопнуть, но Тима ей верит… Интересно, свои дети-то у нее есть? За три месяца так никто и не удосужился узнать…

– Ну… – мялся охранник, – она вам сама, наверное, лучше объяснит…

– А где она?

Из глубины коридора выступила на свет совершенно незнакомая женщина лет тридцати.

– Вы точно ко мне? – недоверчиво спросила Замковская.

– К вам… – В голосе женщины слышались слезы.

– Ну, заходите, – скривилась Ирина.

Они вошли в номер. Замковская села в кресло, не приглашая гостью сделать то же самое:

– Слушаю вас.

– Вы меня сегодня, Ирина Николаевна, уволили с работы, – произнесла женщина и замолчала.

– Я? Вас? – не поняла Замковская. – Да я вас никогда в жизни не видела!

– Сегодня, – женщина всхлипнула. – Мы распаковывали ваш багаж…

И тут она вспомнила. Горничная была в косынке и фартучке, поэтому Замковская ее сразу не узнала. Да, точно, она уронила ее косметичку и Ирина потребовала от директора увольнения нерадивой работницы.

– Вы разбили зеркальце в моей пудренице, – жестко сказала она, проклиная в душе охранника, который допустил эту несчастную сюда, к ней, – ценою двести восемьдесят долларов. Как я должна к этому относиться?

– Простите меня, Ирина Николаевна, – опять всхлипнула женщина и добавила совсем по-детски: – Я больше так не буду…

– Бог простит, – поставила точку Замковская. – Принесите мне эти деньги, и я тогда подумаю, что с вами делать. Евгений, – позвала она охранника, – проводи даму на выход.

5

Прошло несколько дней. За это время Ирина почти выгнала с работы Надин. Единственное, что еще удерживало «тетю из Ростова» на месте – то, что Тимофею присоветовал ее какой-то важный чин из правительства, которому она приходилась дальней родственницей, и избавляться от нее (на что Тима уже почти согласился) надо было вежливо и печально.

Вопрос об изгнании встал после того, как няня категорически отказалась, как она выразилась, «пускать пузыри». Пару дней она пробовала этим заняться, но Серенька почему-то ее «изделия» игнорировал. То ли еще не привык к новым объектам, то ли сама Надин была ему несимпатична, только он дома, в гостинице, или лежал со своим зайцем, или бессмысленно нарезал по новому, специально для этого купленному большому ковру.

Его (ковер) выбрала Надин, сказав, что на старом гостиничном уже вся шерсть вытерта и пузыри не ложатся на нее, а сразу лопаются. Замковская считала, что это пустая отговорка, каприз, потому что все прекрасно ложилось, но спорить с «тетей» она не стала, ну ее…

Когда же на третий день та просто отказалась заниматься «этой ерундой», сказав, что нанималась к ребенку няней, а не клоуном, Ирина хотела ей выдать все, что о ней думает, но сдержалась, закусив губу. Она попросила Гришу выделить ей кого-нибудь для занятия «ерундой», но тот взял все на себя и быстро нашел с Серенькой «общий язык». А вечером позвонила мужу с просьбой убрать эту идиотку от нее и сына. Тимофей пообещал подумать, как это сделать, потому что ссориться с ее родственником в правительстве не хотел.

Серенька в больнице беззаботно носился за пузырями. Радовало то, что делал он это как-то почти «осмысленно», меняя ритм и направление, и можно было даже, немного напрягшись, представить себе, что не было этой злополучной поездки на Ривьеру и клинической смерти. А просто сын придумал себе такую забаву и играет с переливающимися шарами в какую-то свою детскую игру.

Уже за одно это можно было быть благодарной странному доктору. Зуев всю неделю был страшно занят, внимания ни Ирине, ни Сереньке почти не уделял. В больницу понаехали человек двадцать каких-то людей, они надели халаты и ходили за Алексеем Михайловичем, слушали объяснения, кивали и записывали.

Замковская поначалу пристроилась за ними, но быстро поняла, что понимает только процентов тридцать из того, что слышит, и вернулась на свой пост в зале возле кабинета Зуева. Здесь Света с Серенькой уже который день занималась изготовлением и уничтожением «сверкающих чудес».

Замковская зевнула. Здесь, в этом городке, она почему-то приноровилась спать, но все ей было мало, и днем она постоянно зевала. В зал быстрым шагом вошел Алексей Михайлович, посмотрел на ставшую привычной картину: Серенька со Светой на полу, два охранника, Надин чуть поодаль, Ирина в кресле. За ним появилась полная пожилая женщина в застиранном белом халате.

– Светлана, – позвал он, – подойди ко мне, пожалуйста.

Света встала, Серенька продолжил свое движение, моментально потерявшее даже видимость смысла.

– Да, Алексей Михайлович.

– Там у Наташи приступ, сходи к ней, тебя Матрена Григорьевна сменит здесь.

– Хорошо.

Зуев зашел к себе в кабинет, взял со стола и протянул женщине красную пожарную машину. Она кивнула, деловито посмотрела по сторонам, определила направление движения Сереньки и засеменила ему наперерез.

– Почему вы забрали у нас Свету? – тут же подошла к нему Замковская. – У них уже прочный контакт, это – неправильно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги