Джин передала ей свой открытый на чистой странице блокнот и смотрела, как Марта, сосредоточенно наморщив лоб, набрасывает аккуратную схему быстрыми уверенными штрихами и подписывает рисунок с ироничным росчерком.
– Спасибо, – сказала Джин, улыбнувшись с благодарностью. – А теперь оставлю вас в покое.
Она не знала, можно ли будет безопасно отбыть или у дверей притаился Деннис, готовый рвануть внутрь при первой же возможности, но на Луна-стрит все было спокойно.
– Что ж, встреча с вами превзошла мои самые смелые ожидания, – сказала Марта на прощание. – Вы уж точно всколыхнули прошлое. И лечебница Святой Цецилии, и мои родители – и все за один день!
У ваших домашних туфель стоптались задники? Я успешно починила несколько пар, подшив изнутри старый воротник. Полужесткий воротничок от мужской рубашки идеально подойдет и продлит жизнь ваших тапочек.
10
На Чаринг-Кросс случилось какое-то происшествие, и там царила полная неразбериха. Был час пик, в здании вокзала собрались толпы. Все вглядывались в табло отправления – оно отказывалось показывать номера платформ – и ожидали объяснений громкоговорителя, который загадочно молчал. Люди начали терять терпение, снаружи у стоянки такси выстроились очереди. Раз в несколько минут метро извергало свежую порцию пассажиров, которые тут же присоединялись к толпе. Пошел слух, что на “Лондон бридж” кто-то упал на рельсы; поезда оттуда задерживались.
– Если кто-нибудь прыгает под поезд, машинист получает выходной, – с апломбом сообщила своей спутнице женщина, стоявшая перед Джин.
– А я и не знала, – был ответ.
– Они не любят об этом распространяться, – сказала первая, заглушая речь громкоговорителя, который только что ожил, потрескивая.
Идиотка, подумала Джин и сжала зубы. Ее всегда выводило из себя, когда люди невозмутимо изрекали полную чушь. А теперь она еще и объявление пропустила.
– Что такое? Что сказали? – переспрашивали люди своих соседей справа и слева.
Толпа у табло отправлений – платформа 4, поезд на Рамсгейт – заколыхалась и подалась вперед, засасывая даже тех, кто совершенно не собирался в Рамсгейт.
Джин отступила на несколько шагов, чтобы не попасть в общий поток, размышляя, сообразит ли ее мать разогреть оставшиеся со вчерашнего дня полтарелки цветной капусты с сыром или будет ждать ее появления, беспомощная и голодная, и вдруг заметила впереди знакомую фигуру. Мужчина пытался прикурить сигарету, не выпуская из рук портфеля и букета желтых роз.
– Говард! – окликнула она, пробираясь к нему сквозь толпу.
– Приветствую, – сказал он, попытался приподнять шляпу той рукой, которая все еще сжимала зажигалку, и чуть не спалил поля.
Он пристроил портфель между ног, а букет роз подмышкой, и только после этого смог вытащить сигарету изо рта и отогнать дым от слезящихся глаз. Джин засмеялась. Его неуклюжесть как-то ободряла и даже почти ей льстила.
– Видели? – Он кивком показал на табло, где постоянно высвечивалось слово “задерживается”. – Не знаете, в чем там дело?
– Ничего официального я не слышала. Люди говорили, что кто-то упал на рельсы, но это, скорее всего, ерунда.
– Они же не могли упасть на все рельсы сразу, – рассудительно заметил Говард. – Какие-то направления должны работать. Вам, наверное, нужен поезд на Хейс?
– Да. Или можно до Орпингтона и оттуда на автобусе, но тогда я очень опоздаю. Мать будет с ума сходить.
– Постойте здесь, а я пойду найду какого-нибудь сотрудника, – сказал Говард и направился к кассам, которые уже осаждали возмущенные пассажиры.
У Джин от каблуков заболели ноги. Она не без зависти подумала про красные кожаные шлепанцы Марты Кэмкин; интересно, а сама она когда-нибудь смогла бы так выглядеть? Вызывало восхищение то, как Марта одиноко существовала в этой сомнительной квартирке, трудясь над произведением искусства, которым могла бы гордиться. Хоть Марта этого и не говорила, Джин не сомневалась, что она не продала и даже не выставляла ни единой картины.
Наконец громкоговоритель откашлялся, и жестяной голос сообщил о том, что со второй платформы на Сидкап отправится задержавшийся поезд. В ответ в вестибюле началась давка: счастливчики понеслись на поезд, сшибая оставшихся. Джин огляделась в поисках Говарда, гадая, услышал ли он объявление, но его нигде не было. Она как раз размышляла, пойти ли за ним к кассам, чтобы предупредить, что его поезд подали, и рискнуть окончательно его потерять, и тут увидела его. Он, петляя, двигался в ее сторону против потока, извиняясь, когда кто-нибудь толкал его локтями или натыкался на букет.
– Пришел ваш поезд, – сказала Джин, когда он, слегка помятый, добрался до нее. – Лучше поторопитесь.
– Я вас здесь не брошу, – запротестовал он. – Вы можете застрять на многие часы. Оказалось, что кто-то действительно прыгнул на рельсы между “Лондон бридж” и Ледиуэллом. Из-за этого задерживаются поезда на Хейз.