– Она не хотела быть жестокой. Она сказала, что меня тоже любит, и я ей верю.
– А как же Маргарет? Гретхен никогда бы не сделала ничего во вред Маргарет, а это, конечно, принесет ей вред.
– Она утратила всякое благоразумие. Ее чувство к Марте затмило всё.
– Но людям постоянно приходится бороться со своими чувствами, – сказала Джин. – Разве не в этом смысл родительства – жертвовать своим счастьем ради счастья детей?
– Полагаю, она ответила бы, что делала это последние десять лет – и больше не может.
– Вы так здраво рассуждаете, Говард. Вы должны быть в ярости, бушевать и требовать, чтоб она вернулась домой.
– Я попробовал что-то в этом роде, – признался он. – Но трудно произносить речи перед человеком, который и так на коленях в слезах умоляет о прощении. Я чувствовал себя скотиной.
Представлять себе жалкую, умоляющую Гретхен было невыносимо.
– Перестаньте, – сказала она, испытывая совершенно непомерное чувство вины. – Это все моих рук дело. Я принесла в вашу жизнь хаос.
Она почувствовала мощную и иррациональную ненависть к Марте, к ее грязной кухоньке, ее потугам на искусство, ее алой помаде, ее интригам. И пока она созерцала обломки этого некогда счастливого брака, темный уголок ее души отметил, что сам Говард теперь свободен, если не по закону, то по крайней мере морально, и ее сердце подпрыгнуло от эгоистической радости.
– И в любом случае у Марты она не задержится. Это какие-то трущобы, – сказала она с несвойственным ей злорадством. Было невозможно представить себе, что чистюля Гретхен будет чувствовать себя как дома среди этого безобразия.
– Правда? – Говард изменился в лице, и Джин тут же пожалела о сказанном. Конечно, ему совсем не лестно, что от него уходят, невзирая на существенное ухудшение условий.
– Я просто не могу себе представить, что она там может быть счастлива, – добавила она неуклюже.
Небо темнело; они проезжали Биггин-Хилл, аэродром слева, по той же дороге, по которой много недель назад ехали к тете Эди, когда жизнь еще была прямолинейной. Казалось, что Говард готов ездить всю ночь, если она позволит.
– Я могу чем-нибудь помочь? Хоть чем-нибудь? – спросила она, ясно сознавая, что ее вмешательство в дела семьи Тилбери вряд ли может служить рекомендацией на роль помощника.
– Ей понадобятся деньги, – ответил Говард. – Мне неприятна мысль, что она окажется в бедственном положении или будет зависеть от… кого-то еще.
– Только вам такое приходит в голову.
– Вы не могли бы зайти к ней, передать ей денег и убедиться, что с ней все в порядке? Я знаю, что со мной она не захочет встречаться. У меня даже адреса нет.
– Конечно. Если вы считаете, что со мной она встретится.
– С кем-то ей придется встретиться. В субботу возвращается Маргарет. Ей надо сказать.
– Бедняжка Маргарет, – воскликнула Джин. – Как это все безысходно.
Говард остановил машину на обочине. В лужице света от уличного фонаря его лицо казалось бледным, даже восковым. Он достал жесткий белый конверт, надписанный с трогательной официальностью его аккуратным почерком “Миссис Г. Тилбери”, и протянул его Джин.
– Тут всего двадцать фунтов. Конечно, есть и еще, если ей будет нужно. Письма здесь нет… Даже начал писать, но…
– Я поеду к ней завтра же утром, – пообещала Джин.
– А как же ваша работа?
– Моя работа – это вы и Гретхен.
Дымоходы можно держать довольно чистыми от сажи, если по крайней мере раз в неделю жечь в очаге картофельные очистки, слегка посыпанные солью. Внутри трубы образуется глазурь, что предотвращает засорение.
23
– И что у нас с этой историей про Деву Марию? Она, кажется, тянется уже несколько месяцев. – Пока Джин объясняла нежелательные перипетии в истории Тилбери, Рой, поморщившись, подвинулся на своем вращающемся стуле. В выходные он вскапывал огород и потянул спину, и теперь боль усугубляла его недовольство.
– Пока ни один анализ не подтвердил наличие отца. Им сделали пересадку кожи и ждут, приживется ли.
– Эти доктора могли бы работать и побыстрее. Если бы пациентов лечили таким же неторопливым манером, они бы уже все наверняка перемерли.
– Я не знала, что это займет столько времени.
– Мы рассчитывали на историю про чудо, как раз под Рождество. Уже ноябрь, а мы так и не сдвинулись с места.
Он бросил ей пачку “Кэпстена”, и они немного посидели в тишине, восстанавливая силы, пока первая доза никотина делала свое дело.
– Все немного усложнилось. Миссис Тилбери… ушла.
Брови Роя взлетели.
– Нашла себе другого парня?
– Нет-нет, – сказала Джин радуясь, что пока не приходится врать.