Простые радости

Она благоговела перед Роем и ценила выше всех, с кем ей приходилось работать, но все равно должна была утаить подробности перебежки Гретхен от его острого взгляда журналиста. Он, в отличие от нее, не привязан к этой семье и вполне может ухватиться за пикантную новость. Она и помыслить не могла, чтобы подлинную историю таинственного появления Маргарет на свет заслонила скандальная секс-сенсация. Конечно, для Гретхен это будет чудовищно, но прежде всего она сочувствовала Говарду и Маргарет. Их она должна защитить любой ценой.

– Просто сейчас с ней сложнее связаться, но я уверена, что это временно.

– По-твоему, причина во всех этих расследованиях?

– Они наверняка сыграли свою роль. Это на моей совести.

– Ты не можешь винить себя в том, как все пошло. Она сама к нам обратилась. А слабое место есть в каждом браке.

– Наверное, ты прав. Но она так хорошо его скрывала. И теперь я спрашиваю себя, что еще она скрывает.

Такой парадокс: сексуальная ориентация Гретхен увеличивала вероятность того, что до Говарда у нее не было отношений с мужчинами, но при этом ее нечестность делала ее менее надежным свидетелем.

– Ясно. Думаешь, она всю дорогу водила нас за нос?

На столе зазвонил телефон, и он усмирил его, приподняв и опустив трубку.

– Я знаю только, что я уже не так ей доверяю, и все же ее правоту подтверждает один анализ за другим. – Она виновато улыбнулась.

– Тогда вперед, копай дальше. Время еще есть. И послушай старика, держи мужа на расстоянии, пока это все разворачивается. Недавно брошенные мужчины склонны искать утешения везде где только можно.

Джин почувствовала, как краснеет под его пристальным взглядом.

– Только не говори, что он уже…

– Нет-нет, ничего подобного, – с жаром сказала Джин, краснея все сильнее.

Он выразил облегчение, выпустив длинную струю дыма.

– Он самый благородный человек, какого только можно вообразить, – не считая тебя, конечно.

– Я рад это слышать. А то уж мне стало казаться, что ты неспроста так горячо участвуешь в этой истории.

Какая-то фигура загородила свет. За стеклянной дверью стояла Мюриэл из бухгалтерии с кипой счетов. Рой поднял растопыренную ладонь в знак того, что ему нужно пять минут, и она отступила.

– Ну да, неспроста. Так и есть. Побыть рядом со счастливой семьей. Мне хотелось хоть немножко того, что есть у них. А они так охотно делились. Даже Маргарет.

– Девочка.

Джин кивнула.

– Я думала, что давным-давно похоронила все эти материнские чувства, но…

Рой Дрейк, отец четверых детей, положил большую веснушчатую ладонь ей на плечо.

– Все в порядке, старушка. Я понимаю.

24

Когда Джин впервые побывала на Луна-стрит, стояло лето. На улице дети играли в футбол и лупили по машинам, а младенцев выставляли в колясках на крыльцо подышать воздухом. Сейчас, в конце октября, холодным утром вторника здесь было безлюдно. На теневой стороне улицы тротуар поблескивал от мороза.

Косые лучи осеннего солнца высветили заляпанные окна дома номер шестнадцать. В двери не хватало стекла, и было похоже, что кусок фанеры, прибитый поверх дыры в качестве временной меры, останется навсегда. Впрочем, такой находчивостью обитателей могли похвастаться и другие дома на этой улице.

Идя от Слоун-сквер, Джин мельком увидела свое отражение в витрине какого-то магазина и расстроилась: сутулая женщина средних лет в поношенном плаще, волосы мышиного цвета, неухоженные, не прямые и не кудрявые, с проседью. Эта серость с опущенными плечами совсем не соответствовала образу бодрой, респектабельной работающей женщины, какой Джин сама себя представляла, – и напомнила ей, почему она избегает зеркал.

Она выпрямилась, позвонила и спустя какое-то время услышала шлепанье приближающихся шагов. К двери подошла Марта. На ней был халат с поясом, как будто она только что встала с постели, но лицо накрашено, а волосы убраны назад все тем же шарфом, как у уборщицы.

– А, – сказала она вместо приветствия. – Я так и знала, что рано или поздно кто-нибудь объявится.

– Я пришла к Гретхен.

– Ее сейчас нет, но все равно заходите.

Марта провела ее по коридору в студию. Двери на кухню и в спальню были – возможно, с умыслом – закрыты, чтобы не предъявлять интимных свидетельств совместного проживания. Здесь уже чувствовалась рука Гретхен – мертвое растение сменили свежие цветы в банке из-под джема, пол подметен, хаос обуздан, хоть и не вполне побежден. Как и в прошлый раз, они присели на низкую кушетку, но теперь никто не предлагал кофе и не приносил в дар флорентинки.

– Вы знаете, когда она вернется?

– Нет. Она приходит и уходит, когда ей вздумается. Она тут не пленница, знаете ли.

– Я ничего такого и не думала. Я принесла ей денег. От ее мужа.

Марта вскинула брови. Такой степени понимания она явно не ожидала.

– Что ж, это кстати, – признала она.

Джин достала конверт из сумки, но держала его в руках; ей не хотелось отдавать его никому, кроме Гретхен.

– Можете оставить его мне. Я его не украду, не волнуйтесь.

– Я надеялась поговорить с самой Гретхен.

– Она не хочет ни с кем разговаривать.