Простые радости

Дорогой Говард!

Сегодня я по вашей просьбе ездила к Гретхен. Она благодарна за деньги и тронута вашей добротой. Я попыталась ее вразумить, но, как вы и говорили, она, кажется, твердо решила пойти по этому пути. Она, конечно же, как и следовало ожидать, очень мучается от мысли, что причинила вам боль. Она просила передать вам свою любовь и свяжется с вами вскоре – завтра, – чтобы обсудить, как быть с Маргарет. Ее адрес Луна-стрит, 16, Челси.

Думаю о вас постоянно. Если могу помочь чем-нибудь еще, только скажите.

Ваш друг,

Джин

Джин очень долго мучилась над этой короткой запиской, а потом порвала ее и начала заново. Надо по-другому, а то может показаться, что она слишком навязчивая и эмоциональная, слишком спешит занять место Гретхен.

Дорогой Говард!

Сегодня я съездила к Гретхен и отдала ей деньги, и она вас благодарит. Она шлет вам привет и скоро свяжется с вами по поводу Маргарет. Ее нынешний адрес Луна-стрит, 16, Челси.

Надеюсь, у вас все хорошо, насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах.

Ваша

Джин

Не получив ответа, она удивилась и огорчилась – Говард мог хотя бы оценить ее усилия. Дни проходили один за другим, и она начала сомневаться, правильно ли она все это время истолковывала его чувства к ней. Но между ними существует связь, тут не могло быть ошибки. Это было ясно и за несколько недель до бегства Гретхен, когда он передавал ей изумрудную брошь и они поняли друг друга без слов. Не может же эта связь исчезнуть теперь, когда его не сковывают клятвы, так безжалостно нарушенные.

Каждый вечер перед сном она вынимала брошь из бархатного мешочка и любовалась аккуратной, с любовью выполненной работой. Потом закрывала глаза и проигрывала в голове все еще живые воспоминания о том дне у тети Эди, когда их любовь была невысказанной, настоящей и совершенной. Может быть, он позвонит завтра, думала она, как всякая влюбленная девчонка, но завтра наступало и не приносило ничего.

– Что с тобой такое? Уж не заболеваешь ли ты? – сказала мать, глядя, как Джин за ужином бесцельно ковыряет вилкой жареное сердце ягненка с пюре из брюквы.

– Я не знаю, – ответила она и отложила вилку, так ничего и не попробовав.

Самый непривередливый и непритязательный едок, сегодня она не могла без отвращения смотреть на сердце ягненка, с клапанами и камерами, все еще видимыми во всех анатомических подробностях. Горло вздулось – так она старалась подавить рвотные позывы.

– Пожалуй, съем просто хлеба с маргарином.

Она встала, рванула дверцу холодильника и с облегчением почувствовала на своих горячих щеках порыв холодного кисловатого воздуха.

– Возможно, у тебя начинаются изменения, – задумчиво произнесла мать. – У некоторых женщин они тяжело проходят.

– Мне еще и сорока нет, – сказала Джин холодильнику сквозь сжатые зубы. – Конечно, дело не в этом.

– Ты сама на себя непохожа с Лаймингтона.

Джин гордилась своим умением скрывать непокорные эмоции, и материнская проницательность порой заставала ее врасплох. Выходит, не настолько она непроницаема, как ей хотелось бы верить.

– Я, видимо, немного расклеилась, – признала она, размазывая маргарин по горбушке белого хлеба. – И погода не способствует.

– Ты в последнее время редко видишься с этими своими друзьями. Евреями.

– Они не евреи. Я тебе говорила, что он ювелир. А Гретхен католичка, кажется. Бывшая.

– В общем, с ними. Я уж думаю, не рассорились ли вы.

– Они уезжали.

Хотя соблазн поговорить о Тилбери неважно в каком контексте был почти непреодолим и она была бы рада даже просто произнести вслух имя Говард, какой-то странный инстинкт велел Джин оградить Гретхен от критики, которая неизбежно возникла бы в этом разговоре. И у нее не было ни малейшего желания подвергать Говарда ни жалости, ни насмешкам – а никакой другой реакции на его сложное положение она от матери не ждала. Поэтому она ничего не сказала, и момент для откровенного разговора так и прошел впустую.

– Возможно, тебе не помешает полежать денек в кровати с грелкой, – предложила мать свое средство от любых женских недомоганий.

– Я больше не могу брать выходные, – ответила Джин. – Работы накопилось…

– Наверное, ты устала за мной ухаживать. Со мной столько хлопот.