Простые радости

– Могу себе представить. Но о Маргарет поговорить придется, и лучше поскорее. Вы знаете, что она намеревается делать?

– Вероятно, возьмет ее сюда. – Марта пожала плечами, как будто это несущественный вопрос, как-нибудь да будет.

– Здесь едва ли хватит места ребенку, – сказала Джин, чувствуя что-то сюрреалистическое в этом обсуждении в отсутствие непосредственно заинтересованных сторон.

– Видимо, в какой-то момент придется подыскать что-нибудь попросторнее.

– Она возвращается в субботу. – Голос Джин от раздражения сорвался на писк. Беспечность Марты начинала ее злить.

– Джин, я знаю, что вы относитесь ко мне с неодобрением, – сказала Марта и поджала под себя длинные ноги. – Я к этому привыкла. Сколько себя помню, меня всегда кто-нибудь не одобрял.

– Едва ли можно “одобрять” разрушение семьи, – ответила Джин сухо.

Она терпеть не могла, когда ее причисляли к лагерю ограниченных консерваторов, хотя именно там она чувствовала себя на месте. В их первую встречу Марта вызвала у нее большое восхищение, а то, что она лесбиянка, скорее заинтриговало, чем встревожило. В качестве лакмусовой бумажки она представила себе мнение матери и отвергла его. Матери это было бы отвратительно – значит, Джин отвращения не испытает. Но это невозможно было произнести вслух.

– Она сначала была моя, а потом уже его, – говорила Марта.

– Но сейчас есть ребенок, и думать надо о нем.

– Я о ребенке.

Джин растерянно моргнула.

– Знаете, она назвала ее в нашу честь, Марта и Гретхен.

Джин была совершенно к этому не готова и понятия не имела, что сказать.

– Нет, я не знала.

В тишине, которая последовала за этим диалогом, из-за закрытой двери раздался едва слышный звук, тише вздоха, но быстрый взгляд Марты подтвердил, что она тоже его уловила.

– Она здесь, да?

Марта замялась, готовая все отрицать, но тут дверь спальни отворилась, и появилась Гретхен. Ее очарование было при ней, как всегда, но сегодня оно будто служило ей броней.

– Не волнуйся, – сказала она Марте, которая вскочила словно на защиту. – Я хочу поговорить с Джин. – Она с вызовом вздернула подбородок.

– Мне остаться?

– Нет, я хотела бы поговорить с ней наедине. Иди.

Гретхен сжала руку Марты. Марта сгребла со стола сумочку и ключи и ушла, закрыв за собой входную дверь.

– Ох, Гретхен, – только и смогла вымолвить Джин.

– Не сердитесь на меня, Джин, – ответила она, опустив глаза. – Я ничего не могу с этим поделать.

Без поддержки Марты она казалась совсем не такой уверенной.

– Гретхен, я не сержусь. Я вообще ни при чем. Даже Говард не сердится.

– Милый Говард. – Она примостилась на краешке кушетки, как будто не совсем у себя дома. – С ним все в порядке?

– Насчет “в порядке” не знаю, – ответила Джин. – Он очень беспокоится за Маргарет. И за вас. Он попросил меня передать вам вот это.

Она протянула Гретхен конверт, и та сразу открыла его и стала пересчитывать деньги, качая головой.

– Он очень щедрый, – сказала она. – Я ни на что не рассчитывала.

– Вы правда оставите его и будете жить здесь?

– Да.

– А как же Маргарет?

Этот вопрос, кажется, совершенно не смутил Гретхен.

– Само собой, она будет жить тут, со мной, а где же еще?

– А школа? Ей придется расстаться с друзьями и начать все заново – здесь? – Джин слегка взмахнула рукой, как бы обозначая задворки Луна-стрит.

– Нет, наверное, – сказала Гретхен, как будто только сейчас впервые об этом задумалась. – Ей остался всего год, нехорошо все так резко менять. Я буду возить ее на поезде в Шервуд-Парк по утрам, а потом забирать. Так будет лучше всего. Правда ведь?

– Лучше всего? – эхом отозвалась Джин, с трудом приноравливаясь к этой новой Гретхен, беспечной и бездумной. – Нет, для Маргарет лучше всего то, что у нее уже и так есть.

Гретхен вздрогнула, как будто Джин плеснула ей в лицо водой.

– Но я не могу, – сказала она потрясенно. – Я никогда не любила никого, кроме Марты. Все эти годы с Говардом – я старалась, правда старалась. И по отношению к нему это тоже несправедливо. Он заслуживает, чтобы его любили по-настоящему.

Джин на секунду пришло в голову – и это была очень неприятная секунда, – что все это время Гретхен пробовала ее на роль утешительницы Говарда; готовила ее, находила предлоги, чтобы их свести. Эта мысль была ей отвратительна. Она помотала головой.

– Вы же не можете искренне считать, что делаете это ради Говарда. Он убит горем.

– Не говорите так, – взмолилась Гретхен. – Мне невыносимо знать, что он несчастен. Но я только что нашла Марту и не могу ее снова потерять.

– Вот этого я и не могу понять. Если вы хотели найти Марту, вы могли это сделать много лет назад. Она не скрывалась. Я легко ее нашла.

Гретхен покачала головой от такого простодушия.

– Трудность была не в том, чтобы ее найти. А в том, чтобы доказать мою правоту. А вы сделали это для меня.

– Простите?

В тумане непонимания забрезжил свет.