Простые вещи

— Мы его в спальню положим, он такой родной, привычный. А сюда другой купим. Очень здесь хорошо ляжет ковер.

Дело пошло на лад, Саня видел это невооруженным глазом и спросил на радостях:

— Пиво пить будем? Тогда я за пивом побежал!

Старики согласно закивали.

— Собирались гулять — значит, погуляем! — отозвался Павел Антонович.

— Тогда, может, крепенького? — подмигнул Саня.

— Крепенькое у нас у самих есть, — сообщил отец и опять почему-то вздохнул. — Коньяк. Самой лучшей марки.

— Ты же коньяка не пьешь! Коньяком меня побалуешь, а тебе я куплю хорошей водочки. Только если тетя Наташа не возражает.

— Я и сама с вами рюмочку выпью, давно ничего не праздновали.

Саня пожалел, что не прихватил с собой огурцов посадских, малосольных, с укропцем. А хрусткие до чего! Ладно. Не в последний раз за стол садятся. Он понял, что его старички, равняясь на витающие в воздухе стандарты не житой никем, таинственной европейской жизни, перенапряглись и в питании, отчего приуныли еще больше, и купил в магазине любительской колбасы, грудинки и пару селедок, чем обычно закусывали и подо что всегда сидели вечерами.

Тетя Наташа потчевала их рассольником с уткой, и водочка под рассольник ох как хорошо пошла!

— А почему бы вам отпуск себе не устроить? — спросил Саня. — Не пожить летом в Посаде?

И опять удивился: такая простая вещь! Как она ему раньше в голову не приходила? Дом-то отцовский как-никак, а отец в нем уже сколько лет не бывал!

— Погоди, сынок, не все сразу. Мы же в Наташином имении лето проводим, на своих шести сотках, — ответил тот. — За столько-то лет обжились, привыкли, сейчас так туда и рвемся, а дела пока не пускают. А вот в гости к тебе в Посад я бы съездил. Наташе показать родные места. Мы с ней толком там и не были. Как смотришь на экскурсию? — обратился он к жене.

— Положительно смотрю, — отозвалась Наталья Петровна. — Мы в этом году что-то дома засиделись, а раньше…

— Завтра я вас на старую квартиру отвезу, заберете все, что вам надо. Доставка уюта на дом по средам и понедельникам. Туалетный столик и зеркало сегодня же упакую. Количество ездок не ограничено. А хотите, можем и в магазин съездить, там себе что-то присмотрите.

— Спасибо, Санечка, я подумаю. Ты, что ли, в Москве ночевать останешься? Так я тебе в гостиной на диване постелю, — заботливо предложила Наталья Петровна.

— Затеряюсь я на вашем диване, — горестно вздохнул Саня. — Велик больно.

— Дивана боишься, а милиции нет?

— Милиции не боюсь, — подтвердил Саня. — Я и выпил-то всего две рюмки, и поеду часа через два, не раньше.

Ему пришла в голову еще одна замечательная мысль, и он хотел осуществить ее завтра утром, как встанет. Здорово получится, честное слово! Гирлянды искусственных цветов, развешанные там и здесь для украшения замечательной новой квартиры, не согрели ему душу. Жестколистное экзотическое растение в кадке тем более. «Словно лопасти латаний на эмалевой стене», — закачались у него в голове строчки Брюсова. Куда ни войдешь, повсюду теперь латании на эмалевых стенах. Вот только Валерий Яковлевич имел в виду кафельную печку-голландку, на нее и ложились вечером лапчатые тени, а сама она дышала теплом… Завтра Саня накупит у бабушек-старушек гераней для тети Наташи — розовых, красных, белых. Сколько он себя помнит, у них всегда герани цвели по окнам. Бывало, за окном темнота, сырость, а на окне живая жизнь пламенеет. Герани — цветы неприхотливые, отдачливые, забот немного, а радости хоть отбавляй. Завтра он этой жизнью и заполнит квартиру, пусть полыхает по подоконникам. Поутру дети с внуками старикам «доброе утро» скажут, потом старики с цветочками поздороваются, так и приживутся. А то уж больно крутой курс на перемены взяли, не по возрасту.

Жизнь снова сияла для Александра Павловича всеми красками, кипучая энергия била ключом. Как известно, «пока не требует поэта к священной жертве Аполлон, в заботы суетного света он малодушно (или энергично?) погружен».

За столом сидели долго, сначала только ели и пили друг за друга, а потом и разговорились. За разговорами о том о сем дело дошло и до кольца. Саня достал его из бумажника и протянул отцу.

— Ничего тебе не говорит гусь-лебедь?

Тот повертел кольцо в руках, внимательно рассмотрел и отрицательно покачал головой:

— Ничего. А откуда ты его взял?

— В бабушкином сундуке нашел. И хочу выслушать семейное предание о крепостной девушке и барской любви. Правда это или выдумка?

Брови у отца изумленно поползли вверх.

— Первый раз слышу! Это что еще за история?

— Бабушка как-то своей подруге рассказывала. Тете Лере. Помнишь такую? Строгая, чинная старушка с пучком. А я рядом вертелся, уловил что-то краем уха, а расспросить потом не удосужился.

— Помню тетю Леру. Одинокая, с трудной судьбой женщина. Она же у нас до самой смерти прожила, матушка ее приютила. В чем, правда, трудности состояли, не знаю. Нам не говорили, мы не спрашивали. У нас со взрослыми словно бы молчаливый уговор существовал: не в свое дело не мешаться. Так про кого же матушка рассказывала? Про свою мать или, может, про бабушку?