Помимо неизбежного отсутствия объекта разбирательства, наличествовало все требуемое для деревенского «эпохального события». Каждый житель, кто мог втиснуться в помещение, был здесь, и большинство терпеливо ждали начала заседания уже более часа, когда Петтигрю пробрался на место, оставленное за ним верным своему слову суперинтендантом. Толпа разочарованных опоздавших, которых на его глазах заворачивали у дверей, состояла, как он подметил, в основном из приезжих. Чего и следовало ожидать. В конце-то концов, это местный спектакль. Жаль, подумал Петтигрю, что заседание будет таким коротким и скучным. Слова́ «суд коронера» еще не утратили былого блеска, однако славные дни подобных судов миновали. Время ожидания он коротал, стараясь вспомнить, когда именно парламент избавил коронера от обязанности любительски дублировать работу магистратов и полиции. Вспомнить Петтигрю не смог. Не важно. Сегодня все равно не случится ничего интересного, и, хоть убейте, он не понимал, зачем сюда пришел, если не считать, что, закончив лекцию по гражданским правонарушениям, он не знал, чем заполнить сегодняшнее утро, а сидеть рядом с соседями по деревне все-таки лучше, чем пропалывать сад.
Петтигрю огляделся по сторонам, выхватывая в толпе знакомые лица. Он бросил ободряющую, как он надеялся, улыбку Годфри Рэнсому, который сидел на отведенном для него стуле неподалеку от него, и занялся извечно увлекательным делом — попытался читать газету соседа, стараясь не слишком привлекать внимание владельца. Заголовок был виден довольно ясно. «ГДЕ ХАМФРИ РОУЗ?» — значилось большими буквами на первой полосе. Расплывчатое пятно под ним, вероятно, было фотографией, но в зале царил полумрак, поэтому оставалось только гадать. Прищурившись, Петтигрю едва-едва разобрал часть абзаца жирным шрифтом: «…полагает, что сможет оказать содействие в расследовании».
Он все еще был занят этим, как вдруг сообразил, что дознание началось и присяжных уже приводят к присяге. Запинаясь на незнакомых словах, они нестройным хором пообещали, что будут настойчиво дознавать и выносить верные вердикты и так далее до конца освященной веками формулировки, как будто им действительно предстояло совершить нечто полезное.
Вопреки всем традициям коронер оказался тихим молодым человеком со скромными, почти застенчивыми манерами. Голосом, едва слышным дальше первых рядов, он сообщил присяжным, что намерен представить им свидетеля, который опознает покойную, а после перенести разбирательство. Будет ли оно созвано вновь, зависит от результатов расследования. Коронер вызвал полицейского констебля Меррета.
Выйдя размеренным шаром на середину зала, Меррет поднял Библию и звучно произнес клятву. Потом объявил, что в девять часов сегодня утром явился в морг Королевской больницы графства Маркшир в Маркгемптоне для опознания тела…
— Прошу прошения, господин коронер, могу я сказать пару слов? — прервал происходящее низкий вежливый голос, раздавшийся от входной двери.
Меррет осекся на полуслове, присутствующие повернулись к входной двери, воцарилась тишина. Петтигрю, который, как и многие люди, никогда не слышал, но втайне надеялся услышать, как некто неизвестный прерывает бракосочетание в церкви, решил, что сейчас происходит нечто похожее. Оглянувшись, он увидел лишь толкотню у двери, где человек старался пробиться вперед.
— Тишина! — приказал коронер с неожиданной хрипотцой. — В случае дальнейших помех я велю очистить зал суда. — Он подал знак Меррету. — Продолжайте.
Но констебль не продолжил. Стоя у возвышения, он смотрел в зал с выражением полнейшего замешательства на широком простом лице. Он повернулся посовещаться с коронером, и пока они говорили, тот же голос произнес:
— У меня есть право быть услышанным, и я настаиваю на том, чтобы меня выслушали. Пожалуйста, позвольте пройти.
Через мгновение к возвышению прошествовал Хамфри Роуз, чуть помятый после столкновения с приставом у дверей, но полностью владеющий собой. Он был в элегантном голубовато-сером костюме, к которому надел черный галстук.
— Господин коронер, — продолжил он, — я должен просить прощения за вмешательство, но разве я не прав, полагая, что обычно опознание на разбирательствах такого рода проводится ближайшим родственником? Я как супруг покойной заявляю, что следовало бы вызвать меня, а не этого свидетеля.
Коронер, как с удовлетворением отметил Петтигрю, оказался на высоте.
— Могу я спросить, сэр, — спокойно произнес он, — видели ли вы тело покойной?
— К сожалению, нет. Я приехал издалека и еще не имел возможности.
— Тогда как свидетель вы не годитесь.
Роуз дружелюбно улыбнулся:
— К своему стыду, я пропустил этот важный момент. Возможно ли перенести разбирательство, чтобы я дал показания?
— Нет.
— Я в ваших руках, сэр. В таком случае, мне больше нечего сказать, разве только еще раз просить принять мои извинения.