«Кармен». Раньше я плакал в конце — настолько цепляла история. Сейчас уже понятно, чем все закончится, но музыка все равно мощная.
Тебе нравятся роковые женщины?
Мне нравятся женщины, в которых магнетизм.
У меня есть один знакомый, совсем не музыкант, финансовый директор крупного предприятия, который постоянно в машине слушает «Кармен».
Классика и машина для меня не совместимы. Поскольку я вырос в семье музыкантов, в машине у меня играет разнообразная музыка — от тяжелого рока до этнической. Мне нравится джаз, рэп, мне нравится, как звучит армянский дудук, мне нравится попса, которая вызывает у меня эмоции из 90-х.
Меня всегда удивляет разница между поведением нашей публики и публики в театрах Лондона. Почему-то там никто не кашляет, не чихает и не перешептывается.
Терпеть не могу, когда кто-то в зале сидит и начинает отвлекать меня, я показываю всем своим видом, что мне это не нравится.
Какой город тебе близок?
Я очень уютно почувствовал себя в Мюнхене. Ощущение, будто не в первый раз. Бродил с утра до вечера по улицам и знал, куда я иду, и что там ждет. Мне нравилось заходить в кафе, разговаривать с официантами, с обслуживающим персоналом, может быть, язык, на котором я не разговаривал столько лет, и была потребность его выплеснуть, не знаю, но в Мюнхене мне было очень хорошо. Я же учился на инязе, и моим основным языком был немецкий.
На инязе всегда учились дети обеспеченных родителей.
Согласен, у нас было то же самое.
И как ты находил с ними общий язык?
Ну они же не все были мажоры, некоторые из них были нормальные: умели адекватно разговаривать с людьми, не задирали нос, не смотрели на всех свысока, не зазнавались.
Не любишь зазнаек?
Ну а кто их любит? Мой папа Анатолий Сафонов был известным в городе музыкантом и при этом очень скромным человеком. У нас в Челябинске было два самых крутых пианиста — Макаренко и Сафонов. Макаренко в конце 80-х уехал в Германию, Сафонов остался. Я рос в филармонии, папа постоянно брал меня с собой. Олег Митяев тоже ходил со своим сыном под мышкой. Когда началась Перестройка, папе из Нью-Йорка звонили его друзья, говорили: «Толя, переезжай, ты здесь заработаешь большие деньги, твой талант здесь будет востребован». Но папа искренне недоумевал, как он сможет уехать из этой страны. И пенял, и роптал, и все равно не уехал.
Ты легко привыкаешь к новым местам?
Не всегда одинаково, но я очень люблю путешествовать. Без путешествий я закисаю. Мы и в детстве с родителями много ездили, и родственники были разбросаны от Черного моря до Балтийского. Получается, что во мне заложена потребность в перемене мест.
Евгений Николаевич Тефтелев похож на твоего папу?
Почему ты об этом спросила? Очень похож, даже внешне. Мне понятны его решения, мне понятно, как он мыслит, мне нравятся его нестандартные реакции и его нестандартные ходы. До него были руководители, которые боялись говорить по телефону, а он все говорит по телефону, потому что скрывать нечего. С его приходом исчезла фраза: «Не по телефону». Когда начинаются разговоры, что все чиновники одинаковые, я не соглашаюсь. Мне нравится с ними работать. Я тебе честно скажу, для меня было неожиданным, когда Евгений Николаевич предложил мне остаться, но я согласился сразу же.
А как ты мог вообще так поменять свою жизнь? Столько лет на экране телевизора, ведущий самой рейтинговой программы «Личное мнение», и вдруг уход в администрацию города.
Это было в 2011 году. Я почувствовал некий потолок: ежедневный прямой эфир, ежедневные репортажи — мне показалось, что в тележурналистике я знаю все. Когда после прямого эфира Сергей Викторович Давыдов предложил мне перейти к нему и возглавить пресс-службу, я пришел за советом к Валерию Шагиеву, моему другу и учителю. «Если вы скажете остаться, я останусь», — сказал я ему. Валерий Рубисович ответил: «Иди, Вовка, тебе надо расти».
Работа с Тефтелевым и работа с Давыдовым сильно отличается?
Работа та же, люди разные.
А если бы мы жили в сказке, и завтра бы тебя назначили королем? Чтобы ты сделал в первую очередь?