Говорят, что только заглянув в будущее, человек способен оценить события своей жизни правильно. Как тебе эта мысль?
Ты знаешь, я задумывался об этом.
Давай представим, что тебе сейчас 65 лет. Какой ты? Какую картинку ты видишь? Какие слова себе говоришь?
Коварный вопрос. Я же не знаю, что будет в шестьдесят пять. Как рабочая версия, говорю себе: «сделал много того, чего не надо было бы делать, но не жалею ни о чем». У меня взрослые дети, внуки, большой дом, любимая жена.
А кем ты работаешь?
Директором завода.
И по вечерам сидишь в социальных сетях в поисках своих одноклассников?
(Смеется.) Ира, я даже сейчас, когда мне тридцать пять, не сижу в социальных сетях.
Почему?
Думаю, там очень любопытные люди — кто-то хочет подглядывать за чужой жизнью, кто-то там из благих и добрых побуждений, чтобы, например, поддерживать какие-то наивные отношения.
Но в Инстаграме же ты есть?
Три года назад это было новое, интересное. Друзья сказали: «Зарегистрируйся, мы тебе будем фотки кидать». Поначалу мне было интересно, а сейчас эйфория прошла. Я бы уже удалился оттуда, мне просто фотографии и видео жалко, я не знаю, как их сохранить на телефон, чтобы они у меня были, а в Инстаграме меня не было.
Любишь пересматривать фотографии?
Люблю, но возвращаться в прошлое не хочу.
Почему?
«По несчастью или к счастью, истина проста: никогда не возвращайтесь в прежние места. Даже если пепелище выглядит вполне, не найти того, что ищешь, ни тебе, ни мне…»
Красивые стихи Геннадия Шпаликова.
На днях составлял список фильмов для своего девятилетнего сына и решил пересмотреть «Подранки» Николая Губенко. Раньше не замечал, что это пронзительное стихотворение звучит там за кадром.
А я одну сцену из этого фильма помню особенно — когда мальчишка просит капельку супа, и героиня Гундаревой ровно капельку ему и наливает.
Слава Богу, что у меня было другое детство.
Мне, например, все детство папа приводил в пример Лерочку Авербах.
Правда что ли? И мне тоже.
Так тебе-то — понятно, ты окончил с отличием музыкальную школу, принимал участие в концертах юных пианистов, а я дальше чем «К Элизе» не продвинулась.
Если бы ты знала, Ира, как я ненавидел эти конкурсы юных дарований! Я играл хорошо, у меня были перспективы, но я терпеть этого не мог. С радостью бежал из музыкальной школы в каратэ и дзюдо. Мне было лет пятнадцать, я ходил стриженый под расческу и в спортивном костюме, и папа убедил меня, практически заставил принять участие в концерте при полном зале Оперного театра. Помню, пальцы хотел себе сломать перед этим концертом, чтобы пацаны не увидели, что я играю на рояле.
Что ты играл?
Джаз Цфасмана. Я заканчивал музыкальную школу с программой уровня второго курса музыкального училища. Меня строго воспитывал папа — я восемь лет каждый день два часа проводил за инструментом. Учителя до сих пор помнят, что я играл, а я не помню ничего. Теперь играю только Мурку.
Ты кстати знаешь, что Джон Нейгауз поставил балет на музыку Леры Авербах?
Знаю. Той осенью в Москве была премьера.
Удалось посмотреть?
Нет, я и не планировал. Из больших музыкальных форм мне ближе опера. Мне нужно, чтобы были голоса хорошие, голоса сильные и симфонический оркестр. Сейчас мы строим дом, и я говорю жене: «Наташ, давай я вырою хотя бы под одной комнатой цоколь, поставлю туда хорошую акустику и буду там сидеть». Она в ответ смеется, говорит, что это моя очередная блажь.
Какая самая любимая опера?