Просвещать и карать. Функции цензуры в Российской империи середины XIX века

Уланбекова, помещица 2000 душ, старуха лет под 60, по сердобольной, с виду, цели, а в сущности по тщеславию и для собственной потехи, воспитывает бедных сирот из дворовых своих людей. По достижении воспитанницами совершеннолетия, она выдает их, привыкших к праздной и роскошной жизни, против их воли, за бедняков, и часто даже за негодяев. «Знайте ваше ничтожество и помните, из какого вы звания», — говорит она им. Поэтому бедные девушки скучают замужеством и сохнут. Несмотря на это, любимая воспитанница Уланбековой, Надя, девушка скромная и несколько образованная, рассчитывает еще, по расположению к ней помещицы, выйти замуж, по собственному выбору, за честного, хотя и бедного человека и составить его счастье.

К Уланбековой приезжает на каникулы 18-летний сын ее Леонид, учащийся в Петербурге. Поощряемый раболепствующею пред ним дворнею, молодой мальчик ухаживает за Надею, но встречает отпор. В это время Уланбекова решается выдать Надю за своего крестника Неглигентова, сына подьячего, пьяницу и вообще негодяя, которого Надя должна исправить.

Человеческое достоинство Нади глубоко обижено, она лишена права располагать собою, должна выйти за ненавистного и недостойного ее человека. Хотя Уланбекова вскоре убеждается, что Неглигентов слишком грязный человек и, выгнав его, отказывается от намерения выдать за него Надю, но бедная девушка поняла, что она раба своей воспитательницы, что у ней нет ни воли, ни защиты, и что если не Неглигентов, то другой, подобный ему, будет ее мужем, все-таки не по ее выбору, а по деспотизму барыни, которую, при всем том, она обязана считать своею благодетельницею. Предаваясь горькому отчаянию, Надя решается избрать другой путь, ей не для чего беречь себя, она хочет насладиться жизнью, и скромная до того девушка сама вызывает на ласки молодого барина и предается ему. Их видит на месте преступного свидания приживалка Уланбековой Василиса Перегриновна, злобная женщина, которая тотчас же сообщает о том Уланбековой. Помещица, уже взбешенная пьянством любимца своего Гриши, дворового мальчика лет 19, с которым она, по-видимому, в весьма коротких отношениях, — чтобы вновь выказать свою строгую волю и выместить свою досаду, приказывает обвенчать Надю с Неглигентовым. Молодой барин, виновник несчастья Нади, хотя и старается утешить ее и обещает даже за нее заступиться, но Надя отвечает Леониду: «Не надо мне заступников, не хватит терпения, так пруд недалек». Леонид отправляется к соседям искать развлечения, и пьеса оканчивается словами дворовой девушки: что «кошке игрушки, то мышке слезки!»[408]

Цензор, как и критики-современники и многочисленные исследователи, видел главную тему пьесы в изображении дворянских привилегий и их разрушительного влияния на жизнь многочисленных зависимых людей[409]. Похоже, такая интерпретация вполне соответствует тексту пьесы. Мы не располагаем свидетельствами об авторском замысле, однако в самом тексте подчеркивается огромная власть Уланбековой и отчасти Леонида над воспитанницами, прислугой и многими другими. Персонажи Островского постоянно обсуждают этот вопрос, и становится похоже, что богатая помещица — самая влиятельная персона во всей губернии:

Уж очень все льстятся на наших воспитанниц, потому что барыня сейчас свою протекцию оказывают. Теперь, которых отдали за приказных, так уж мужьям-то жить хорошо; потому, если его выгнать хотят из суда или и вовсе выгнали, он сейчас к барыне к нашей с жалобой, и они уж за него горой, даже самого губернатора беспокоют (Островский, т. 2, с. 174).

Невозможность распоряжаться своей судьбой, постоянная зависимость не только унижают зависимых людей, но и лишают их способности думать и действовать по собственной воле. Особенно ясно это выражено в образе старого слуги Потапыча, который буквально готов совершить убийство по приказу барыни:

Потапыч. Мне что же! Мне до тебя какое дело! А как, собственно, на то есть господская воля, ну я и должен потрафлять во всем; потому я должен раболепствовать.

Надя. Вам бы убить меня приказали, вы бы и убили?

Потапыч. Уж это не наше дело, мы этого рассуждать не можем (Островский, т. 2, с. 206).

Если материальная, основанная на принуждении и угрозах власть дворянства в пьесе остается не поколеблена, то на уровне символической власти ситуация иная: главная героиня постепенно внутренне освобождается от убежденности, что дворянские привилегии основаны на особом «благородстве». В пьесе показано постепенное «расколдовывание» власти в сознании главной героини: если в начале пьесы привилегии дворянства кажутся ей основанными на определенных символических ценностях (образе жизни, образованности и проч.), то в финале Надя не видит никакого оправдания правам дворян, кроме сугубо материальной (прежде всего экономической) силы. Лишенную авторитета власть Нордстрем в своем отзыве совершенно корректно определяет как «деспотизм».