Даже знание о неисторичном как о существовании природы и вневременно значимых культурных запасов - исторично. Правда, смысл этого знания составляет объективность чистых вещей; в нем есть проходящая сквозь целые тысячелетия решительная коммуникация сознания вообще; нечто, казалось бы, познается здесь как без остатка тождественное, в его совместном постижении понимают друг друга и самые чуждые друг другу; объективность этого знания не нуждается ни в каком экзистенциальном осуществлении для того, чтобы это знание обрело значимость; поэтому содержание мироориентирующего знания есть некоторая объективность в себе. Но: во всякое данное время состояние этого знания имеет историчную форму; исторична та форма, в которой человек овладевает им, отбор, в силу которого оно интересует его, возможность открыть то или другое. Далее, исследователь, достигающий философской основы своих проблем, необходимо вступает в историю своей науки. История наук есть звено в объективности существования человека как его фактического обладания знаниями и как его осознанного знания о своей истории.
Каждый из этих примеров показывает, что для рассматривающего сознания вообще историчное выглядит так, как если бы в нем все без исключения становилось относительным. В самом деле, релятивизм, в его радикальной необязательности содержаний, можно по внешности спутать с истолкованием объективности в экзистенциальной историчности. Абсолютная значимость предстает иллюзией ныне живущих. Рассмотрение, познавая универсальную относительность, признает все объективности оправданными в свое время, и выдумывает себе подобное оправдание для своего собственного настоящего, как если бы и оно было уже прошедшим, когда нелегитимно говорит: «чего требует время». И все же лишь экзистенция видит для себя в объективности, которая внешне есть исторический объект, историчное существование. Без историчности экзистенции нет и историчности объективности ее существования в обществе, законе и долженствовании, а есть только история (Historie) нескончаемого ряда относительностей. Экзистенция, как это существование, которое исторически есть лишь отдельное и определенное существование, стоит в универсальной историчности, как охватывающей ее и восприемлющей ее в себя основе. Эта основа предстоит ей в формах объективности, избранных ею и одушевляемых ее субъективностью. Глубина этой основы -это история вообще, выходящая из нее навстречу экзистенции.
Непосредственное беспокойство равнодушного исчезновения как существования во времени разрешается, таким образом, вначале в сознании объективности, а эта объективность как относительность разрешается затем в субстанциальности присущего в настоящем и в этом настоящем преодолевающего время экзистирования.
- Поскольку общество - это совместная жизнь людей, формы и содержание которой определены некоторым прошедшим, непрерывно меняются, будь то неприметно с течением времени, или во внезапных кризисах, оно существует не из ничего в одном лишь настоящем, но живет благодаря традиции. Поэтому историчная субстанциальность общественного существования присутствует в отношениях почтения, благоговения, неприкосновенности. По мере распада измерения исторической глубины существование становится жизнью в одном настоящем, со дня на день, узким по своему горизонту и коротким по перспективе, атомизированным и функционализированным существованием, лишенным содержания сознания, знающего, что стоит на некоторой основе.
Традиция, прежде всего, формирует и непреднамеренно исполняет новое поколение в самом его детстве; затем она осознается во внутреннем отношении человека к истории как к унаследованному и к фигурам великих людей. Как знаемое и в знании усвоенное прошедшее история становится фактическим содержанием настоящего, которое творит будущее лишь в непрерывной связи с прошедшим, а тем самым становится и объективностью человеческого существования, без которой я не могу прийти к самому себе.
- Правда, всякое зкзистирование обладает своей трансценденцией словно бы наперекор направлению являющегося в историчной объективности существования; с точки зрения вечности, могло бы казаться безразличным, предстоит ли экзистенция своему Богу в абсолютной потаенности или же она еще, кроме того, своими поступками и достижениями зримо стоит на этом месте в это время в историчном мировом существовании, а тем самым как внутренне соотнесена с объективностью, так и сама, для возможного исторического знания, остается снятой в некоторой объективности. Но, даже если эта абсолютная потаенность и остается неприкосновенной в своей возможности, как граница и исток, все же экзистенция действительна в существовании, а тем самым и вообще действительна для нас, лишь вступая в объективность.