Просветленные не берут кредитов

В самом деле, дрожь колотила меня не так сильно, и хотя боль сжимала тело до горла, ноги уже отпустило, я мог сгибать их в коленях и шевелить ступнями, не испытывая дискомфорта.

Когда в голову одновременно словно вонзили не один десяток раскаленных гвоздей, я поморщился, но и только.

— Скоро будет легче, — повторил брат Пон. — Сегодня родилось твое новое тело.

Я поднял так хорошо знакомую руку и оглядел ее, пытаясь найти хоть какие-то признаки изменений. Но все осталось по-старому, не исчез даже шрам от ножа, полученный на рыбалке лет двадцать назад.

Наблюдавший за мной монах рассмеялся.

— Оно точно такое же, как старое, только новое, — сказал он. — Но не сомневайся. Обязательно почувствуешь разницу, пусть и не сразу, и не такую, какой ты, может быть, ожидал. В Супермена ты не превратился и паутину из рук пускать не научился, но это же не главное, верно?

В этот момент последний гвоздь вылетел у меня из головы, и я ощутил изумительную легкость во всем теле, показалось, что еще мгновение, и я взлечу над полом. Я сел, не очень понимая, что собираюсь делать дальше.

— Не спеши, — брат Пон положил мне на плечо руку, и она показалась неимоверно тяжелой. — Посиди немного, отдышись, успокойся, а затем мы отправимся на праздник в нашу с тобой честь.

Праздник? В нашу честь?

— Ну да, я же не рассказал тебе! — монах хлопнул себя ладонью по лбу. — Обитателям этой деревни явился, как они говорят, Сияющий Будда и предсказал, что к ним с запада придут двое монахов, принесут удачу, процветание и отличный урожай.

Сияющий Будда? Неужели тот же самый Вайрочана?

Но как такое возможно?

Вид у меня в этот момент был, должно быть, очень забавный, поскольку брат Пон засмеялся.

— Я же не раз говорил тебе, что в этом мире найдется место для всего? — поинтересовался он, немного успокоившись.

Тут цветастая занавеска, служившая в нашем обиталище дверью, колыхнулась, и внутрь заглянул морщинистый смуглый дядька, захлопал глазами и сделал призывный жест.

Брат Пон кивнул, показывая, что вот-вот, уже идем, дядька кивнул и исчез.

Монах встал, я поднялся тоже, с недоверием прислушиваясь к тому, как легко и свободно работает мое тело — никакой боли в суставах, напряжения в связках или скованности в мускулах.

Ну что же, праздник так праздник.

Вечеринка эта не сильно отличалась от той, на которой мы присутствовали в селении луа. Народ не кормили до отвала мясом «повесившегося» буйвола, но зато рядом со мной не сидел ехидный, насмешливый колдун, и второе меня радовало больше, чем печалило первое.

В наше жилище я вернулся сытым, с головой, что гудела от того, что местные считали музыкой.

Удивительно, но даже в таком состоянии я не забыл, что должен выполнить «движение против потока», а закончив с ним и улегшись, напомнил себе об осознавании, которое необходимо поймать во сне.

Само напоминание мне ничем не помогло, но утром я не сильно расстроился.

— Пора идти дальше, — сказал брат Пон, когда мы поднялись и привели себя в порядок.

Я кивнул, взял посох, сумку для пожертвований и натянул маску убогого придурка. Следом за монахом шагнул через порог и обнаружил, что наше жилище окружает толпа мео-мон: женщины, за спинами которых привязаны дети, еле держащиеся на ногах старики, ясноглазые подростки, мужчины.

Они стояли тесным полукругом, не оставив прохода.

Завидев нас, обитатели селения дружно повалились на колени и начали причитать. Одна из старух протянула руку и несмело взялась за край одежды брата Пона, другая схватила за антаравасаку меня.

Это что, нас не хотят выпускать?

Неужели «Сияющий Будда» велел им держать гостей в плену?

Я ощутил, как внутри проклюнулась почка раздражения, выросла с необычайной скоростью, и через миг я уже сжимал кулаки, с удивлением наблюдая за собственным желанием проложить дорогу силой.

Монах сказал нечто, судя по тону, осуждающее и покачал головой.

«Повелители гор» откликнулись дружным воплем, и заговорил старик, тот самый, что встречал нас вчера, — медленно, запинаясь, с плачущими, просительными интонациями, неловко размахивая руками.

Брат Пон выслушал его речь с каменным лицом, потом развернулся и пошел обратно.

— Они не хотят нас выпускать, — сказал он, когда мы очутились в нашем жилище. — Последние два года мон оставались без урожая, и удача, которую мы принесли, нужна им как никогда… Мне предложили стать местным жрецом в обмен на долю риса, денег и самую красивую девушку селения.

Я раздраженно хмыкнул.

Похоже, местные не в курсе, что буддийские монахи соблюдают обет безбрачия.

— Если хочешь, то и тебе отыщем барышню пошустрее и останемся в этих горах, — продолжил брат Пон, задумчиво глядя в потолок и картинно поглаживая выбритую макушку. — Спокойная жизнь, уважение, а потом и детишки пойдут, один за другим… Красота! Не хочешь?

Мне предложили стать жрецом в обмен на долю риса, денег и самую красивую девушку селения.

Я к концу его издевательской речи кипел от возмущения и сам изумлялся этому: неужели все упражнения и медитации, через которые я прошел, были зря, и я не в состоянии контролировать даже собственные эмоции?