Сосредоточиться удалось без особого труда, окружающий мир исчез, сгинула река, баржа с ее шумной командой. Зато бревно стало чем-то вроде целого мира, совокупностью объектов, или, точнее, впечатлений об объектах, независимых, хоть и соединенных вместе.
В какой-то момент я перестал понимать, на что именно смотрю.
Нет, слово «бревно» осталось в сознании, но оно не имело отношения к тому, что видели глаза и осознавал мозг.
— Прекрасно, — голос брата Пона доносился приглушенно, будто через слой ваты. — Теперь соседнее точно так же.
Ранее я не пробовал, находясь в таком состоянии, переносить внимание с одного объекта на другой и на миг испугался, что ничего у меня не выйдет, но поле восприятия неожиданно легко расширилось, и теперь я видел уже два комплекта разнообразных явлений.
— Давай третье, — велел монах. — Это будет нетрудно.
Он оказался прав — я справился очень быстро.
— Хорошо, — продолжил брат Пон. — Теперь выбери от каждого бревна фрагменты схожего вида. Скажем, бороздки на коре, и объедини их все в нечто целое, чтобы они воспринимались как единство.
Как взяться за эту задачу, я не имел представления, а спросить не мог, даже выразить своего недоумения не имел возможности, поскольку это привело бы к потере концентрации.
— Пробуй-пробуй, — ободрил меня наставник. — Удали все прочее.
Пусть не сразу, но у меня получилось, остались лишь три комплекта сребристо-серых прожилок, каждый висел в пустоте, напоминая сетчатую оболочку для цилиндрического предмета.
А потом они будто срослись краями, и я понял, что смотрю на нечто… что-то… Объект этот не напоминал ничего из того, что я видел ранее, а еще он шевелился, жил, дышал! Когда он двинулся на меня, я ощутил удар страха в солнечное сплетение, заморгал, пытаясь отодвинуться.
Рывком вернулось обычное зрение, я понял, что сижу там же, тяжело дышу и весь покрыт потом. Солнце зашло, на носу и на рубке зажгли фонари, но мы оказались в почти полной темноте.
Интересно, как я тогда видел бревна?
— У тебя получилось, — сказал брат Пон удовлетворенно. — Говори.
— Да… — выдавил я, облизывая пересохшие губы. — Но оно же… совсем другое! Чужое!
— Просто непривычное. Наше сознание сшивает зрительные впечатления в образы. Делает оно это одним, с рождения освоенным способом, но ведь имеются еще и другие, и ты в этом только что убедился.
— То есть… — я повертел головой, взмахнул рукой.
— Да, то, что ты видишь как меня, как баржу, реку и прочее, — все собрано таким же образом, как и объект, увиденный тобой, но собрано автоматически, без твоего участия, — сообщил брат Пон.
— Но это же все реально!
— И созданный тобой объект был реален, — монах улыбался, в темноте блестели белые зубы. — Точнее, был не более и не менее реален, чем остальные предметы и явления, которые ты конструируешь в сознании и называешь существующими.
Я взглянул на бревна с опаской, но они уже растворились во мраке, я даже не увидел бороздок на коре.
Впечатление от увиденного рассеялось не сразу, сны мои в эту ночь полнили охотящиеся на меня сетчатые объекты, а проснулся я в холодном поту, испытывая чувство тревоги.
Баржа наша так же ползла по реке, в густом тумане всходило солнце, похожее на огромный апельсин.
Капитан, по случаю утреннего часа раздевшийся до трусов, пригласил нас на завтрак, и мы жевали на удивление безвкусный жареный рис в компании чумазой, воняющей машинным маслом команды.
Честно говоря, когда трапеза закончилась, я вздохнул с облегчением.
Мы устроились на бревнах, точно там же, где вчера, и брат Пон взялся рассказывать мне притчу о том, как Будда приобщал к учению властителей четырех стран света, разговаривая с каждым на его языке.
В один момент голос монаха заглушил рев мощного двигателя и донесшиеся из-за борта голоса.
— А, катер с пограничниками, — сказал брат Пон безмятежно. — Самое время.
Я вздрогнул — нет, только этого не хватало, ведь у меня нет ни паспорта, ни других документов и я по всем правилам являюсь нелегалом, неизвестно как проникшим на территорию Лаоса.
Что они со мной сделают? Наверняка бросят в тюрьму!
Возникла бредовая мысль забиться в какую-нибудь щель под бревнами, чтобы меня не нашли, или спрятаться в трюме.
— Не суетись, — брат Пон погрозил мне пальцем. — Ты чего напрягся?
Я кивнул в ту сторону, где двое матросов перекидывали через борт веревочную лестницу.
— А, погранцы, — сказал монах. — Сдать им тебя, что ли? Посидишь в камере. Прошлый раз это на тебя благотворно повлияло, даже со змеей поладил.
И он захихикал, не обращая внимания на мой умоляющий взгляд.
На баржу тем временем поднялись несколько человек в бежевой форме лаосской пограничной службы и принялись беседовать с капитаном. Тот ради встречи с представителями власти натянул майку и извлек кучу бумаг, но судя по тону разговора, это все не особенно ему помогло.
— А теперь сосредоточься, — брат Пон в один миг стал серьезным. — Вспомни горы. Войдешь в состояние Пустоты — эти парни тебя не заметят, не войдешь — встретишь закат за решеткой.