Просветленные не ходят на работу

И тут я вспомнил брата Пона, а также то, что он говорил о нависшей надо мной опасности.

Пару дней колебался, а затем купил билет на автобус.

В Нонгкхае я сразу же отправился в ближайший ват, то есть храм, и попытался расспросить, где можно отыскать обладателя коричневой мантии по имени Пон. Первый монах, к которому я обратился, посмотрел на меня с равнодушной улыбкой и пожал плечами, намекая, что по-английски не понимает, второй же, услышав мой вопрос, вытаращил глаза и сбежал.

В другом храме мне без особого буддийского дружелюбия объяснили, что не стоит тратить зря время занятых людей.

Имелся шанс, что нонгкхайские монахи и вправду не знали, о ком я говорю, что наводило на мысли о розыгрыше или безумии того типа, с которым меня свела судьба три месяца назад… Но более вероятным казалось, что они просто не хотят о нем говорить, и тем более с белым иностранцем, с фарангом.

Съев тарелку том-яма в кафешке на набережной, я поскрипел мозгами и вспомнил, что брат Пон вроде упоминал храм, при котором его можно найти… Точно, ват Тхам Пу! И я зашагал в сторону автостанции, вокруг которой гнездятся тук-тукеры, местные таксисты, что должны знать в окрестностях каждый дом.

При виде потенциального клиента обладатели зеленых жилеток с номерами заулыбались, наперебой загалдели, предлагая отвезти меня на границу, в ближайший торговый центр или в «массажный салон» с девочками.

Куда еще может поехать фаранг?

— Ват Тхам Пу! — сказал я, и гвалт стих.

Взгляды, обращенные на меня, полнило удивление и даже опаска.

— Ват Тхам Пу, — повторил я.

Тук-тукеры загалдели вновь, замахали руками, а потом вновь смолкли, и заговорил самый старший, круглолицый и морщинистый.

— Плохо, — сказал он. — Место плохое. Ехать в другое… да?

И он заискивающе улыбнулся.

— Ват Тхам Пу, — сказал я в третий раз. — Монахи?

— Да… — с неохотой признал таксист. — Но… неправильные… талапоин…

Последнего слова я не знал, поэтому только пожал плечами.

Тук-тукер посозерцал меня пару минут, а потом, видимо, убедившись, что я от своей затеи не откажусь, назвал цену.

— За эти деньги я доеду до Бангкока! — возмутился я.

— Да, — подтвердил таксист. — И до ват Тхам Пу. Да, нет?

Я попытался торговаться и ухитрился сбить цену на сто бат, после чего мой собеседник уперся намертво.

Тук-тук у него был раскрашен так ярко, что болели глаза, с крыши свисала бахрома разноцветных ленточек, всюду болтались колокольчики, совсем крохотные и в кулак размером. Тарахтела эта конструкция громче самолетного двигателя, да еще и скрипела, угрожая развалиться на первой же кочке.

Особенно жутко стало, когда мы выехали за пределы города и покатили по проселку. Меконг оказался справа, и потянулись настоящие джунгли без малейшего признака жилья.

Ехали мы чуть больше часа, а остановились на неприметной прогалине.

— Ват Тхам Пу, — объявил мой возница, оборачиваясь, а поскольку имел дело с тупым чужеземцем, еще и показал в ту сторону, куда уходила тропинка.

— Правда? — уточнил я. — Не ошибка?

— Монахи. Талапоин, — вновь повторил он неведомое слово. — Давай-давай. Идти.

Таксист явно ощущал себя не в своей тарелке и хотел убраться отсюда как можно быстрее. Выглядело это странно, учитывая то, с каким почтением и любовью простые тайцы относятся к служителям Будды.

Я пожал плечами и выбрался из тук-тука.

Едва успел забрать с лавки рюкзак, как таксист дал газу и, заложив лихой разворот, укатил прочь.

Вот здорово будет, если он доставил меня не туда, и возвращаться придется пешком…

Минут через десять ходьбы стало ясно, что впереди над зарослями поднимается треугольная крыша храма. Я приободрился и зашагал быстрее — туктукер не обманул, привез к вату, вот только к тому ли, что мне нужен?

Тропинка вывела к откосу, что спускался к реке, и отсюда я увидел больше подробностей: лента узкого навеса с медными колоколами под ним, главное святилище, спускающаяся к реке тропка, мостки. Но в следующий момент я про все это забыл, поскольку дорогу мне загородил брат Пон.

Откуда он взялся, я не понял — справа обрыв, слева непролазные заросли, вперед дорога просматривается метров на сорок. Невысокий крепыш с гривой косичек, облаченный в коричневую тунику, будто сгустился из пустоты.

— А, торопыга с автостанции, — сказал он, разглядывая меня без особого удивления. — Приехал.

— Добрый день, — отозвался я. — А вы что, ждали меня?

— Конечно. С того дня, как Дхарма столкнула нас, я знал, что ты появишься здесь. Пойдем, разделишь с нами трапезу. Разговоры — потом.

И он, развернувшись, зашагал в сторону храма.

Мне ничего не оставалось, как потащиться следом.

Кормили в вате Тхам Пу скромно, вполне аскетически — рисом с вареными овощами. Ели мы под навесом, который располагался позади храма, в тени деревьев, и помимо меня и брата Пона вилками орудовали двое монахов лет тридцати, обритых наголо и похожих друг на друга, словно братья.

Трапеза прошла в полном молчании.

— Не суетись, — сказал брат Пон, когда я вслед за соседями сделал движение встать. — Пока ты гость, и посуду за тебя помоют…

Я благодарно склонил голову.