Просветленные не ходят на работу

Сорванные мозоли, натруженная спина, бедра и икры, болевшие так, что я с трудом смог встать. Обгоревшая, судя по саднящей коже, голова, зуд от комариных укусов и пересохшая от жажды глотка…

Такого опыта не получишь в офисе или даже когда работаешь на удаленке, прямиком с пляжа, посасывая через соломинку ледяной коктейль и лениво поглядывая на девчонок в бикини.

Да, если и все прочие «уроки» будут обставлены таким образом, то я просто не выдержу, дам дуба через пару недель или сбегу ночью потемнее, выкрав предварительно свои вещи…

— Собирайся, идем в деревню, — сказал брат Пон, заглянув под навес, где я медитировал над своими корнями-привязанностями.

Вчера вечером монах велел мне хорошенько подумать над ними, разобраться, на что я трачу свою жизнь, каким образом разбазариваю драгоценное время. Приказал составить перечень вещей, которым я предаюсь по своей воле, считая их источником удовольствия, нормой или социальным долгом.

По всему выходило, что я много лет не просто занимался ерундой, так еще и давал этой ерунде власть над собой.

Хотелось высечь себя хорошенько за то, на что я убил почти четыре десятилетия!

— Да, — отозвался я, поднимаясь.

— Не стоит отдаваться в руки печали, — брат Пон, как обычно, хорошо понимал, что творится у меня на душе. — Итогом размышлений должны быть не сожаления, а радость и готовность действовать.

— Но как? Я же не знаю как!

— Оружие у нас одно — осознание. Привязанности сильны, пока ты их не видишь. Разглядывай их со вниманием, не осуждая себя за то, что они у тебя есть, и они начнут чахнуть. Вытащи корни на солнечный свет — и что с ними будет? Засохнут и погибнут, — он сделал паузу и добавил: — Чего ты ждешь? Обувайся, и пошли.

Ну да, большой плюс того, что у тебя нет вещей, — не тратишь время на сборы.

— Э, давно хотел спросить… — начал я, когда храм остался позади и мы зашагали по тропе на запад, вдоль берега Меконга. — Почему вас называют «неправильным монахом»? И что такое «талапоин»?

Брат Пон, шедший впереди, оглянулся.

— И чем это знание поможет тебе? — спросил он с преувеличенной суровостью. — Дисциплинируй свой ум, не позволяй ему бродить точно бешеной собаке, и лишь тогда он станет оружием, подобным алмазной ваджре, способным… — тут монах рассмеялся. — Почему называют? Неужели не ясно?

И он встряхнул головой, которую венчала копна черных косичек.

— Много лет я был смиренным служителем Будды, одним из многих тысяч, — сказал брат Пон тихо и серьезно. — Но теперь я оставил все позади: Будду, смирение, молитвы. Так, разговоры в сторону…

Впереди обнаружился овраг, не очень глубокий, но с крутыми стенками и зарослями кустарника на дне.

Перекинутое через него бревно изображало мостик.

— Идем по одному, поскольку оно не очень крепкое, — предупредил меня брат Пон и легко, с кошачьей грацией перебежал на другую сторону. — Твоя очередь. Давай-давай!

Я ступил на бревно с опаской — если потеряешь равновесие, то улетишь вниз, в сплетение усаженных шипами ветвей, где мало того, что обдерешься, можешь еще и сломать себе что-нибудь!

Еще эти сандалии — неудобные, со скользкими подошвами.

Деревяшка подо мной треснула с громким «крак», я судорожно замахал руками. Попытался прыгнуть вперед, туда, где ждал брат Пон, но под ногами оказалась только пустота.

А в следующий момент я вошел в кустарник, точно прыгун с вышки — в воду.

Вот только вода не бывает такой колючей.

К счастью, я ничего не сломал и не вывихнул, только оцарапался, но, выбираясь из оврага, кипел от злости. Брат Пон наблюдал за мной с самым серьезным видом, но в черных глазах его нет-нет, да и посверкивали смешинки.

— Вот так лучше, — заявил он, помогая мне привести в порядок одеяние послушника. — Вот видишь, даже бревна под тобой ломаются, настолько ты тяжел…

— Да неправда это! — обидчиво заявил я: — Если и есть лишний вес, то немного, килограмм пять-шесть.

— Да ну? — монах посмотрел на меня с сияющей улыбкой, и я не выдержал, отвел взгляд. — Я оставил позади все, а ты по-прежнему тащишь с собой баулы со всякой всячиной: иллюзии, привычки, страх опозориться, желание выглядеть хорошо и достойно. Или ты думаешь, что все эти вещи не весят ничего? Тяжелее свинца!

— Мост придется восстановить тому, кто сломал, — продолжил он после небольшой паузы. — Сегодня. И учитывая, что ты весишь как слон, используем не одно дерево, а два.

Я вздохнул, думая, что к не успевшим зажить мозолям добавятся новые.

— А ты как думал? — брат Пон похлопал меня по плечу. — Ты не в отпуск приехал.

Вскоре тропинка вывела нас к дороге, и на обочинах начали попадаться пустые бутылки из-под молока, колы и пива, упаковки из разноцветного пластика — верный признак того, что неподалеку живут тайцы, для которых в обращении с мусором существует один принцип: кидай под ноги.

Сзади долетело бурчание мотора, и мимо пронесся юнец на мотобайке.

Резко затормозил и слез с седла, чтобы отвесить уважительный поклон брату Пону. На меня же он вытаращился с удивлением и тоже поклонился, но куда менее уверенно.

Затрещал стартер, и байк рванул прочь.