Просветленные рассказывают сказки. 9 уроков, чтобы избавиться от долгов и иллюзий и найти себя

– «Тогда я отвечу тебе, – сказал монах. – Дело было восемь жизней тому назад. Много воплощений я искупал тяжкую карму и только поднялся до человеческой участи. Родился в семье вора и сам стал вором, нищим, злобным, жадным и уродливым». Слушавшие это братья дружно вздохнули, ибо трудно было представить такое, – тут брат Пон покачал головой и поцокал языком, я же снова поерзал от нетерпения: чего он тянет? – «Очень любил я тогда поесть, и особенно – рисовые лепешки из тонкой муки, вот только доставались они мне редко. Однажды мне улыбнулась удача – я стащил такую лепешку. Удрал от стражников и спрятался в тени, в переулке, надеясь поскорее сожрать ее, набить утробу. Но тут я увидел голодного старика, просившего милостыню на углу, и что-то шевельнулось во мне, и вместо того, чтобы съесть лепешку самому, я взял и отдал ее». Монахи разразились одобрительными возгласами, а послушник растерянно нахмурился. «Только благодаря этому дару я в этой жизни получил крепкое здоровое тело и ясный ум, смог понять пустоту и тлен этого мира и ушел от него, – добавил просветленный монах. – Всего одна лепешка. Одна!»

Брат Пон замолчал, испытующе глядя на меня.

– Это все? – спросил я, понимая, что больше не нервничаю по поводу нелепой одежды и непривычной обуви.

– Нет, – отозвался он. – Монах сказал, что видит прошлое того, кто вопросил его. Послушник обрадовался, полагая, что узнает великие тайны… Просветленный же прищурился и заявил: «Глаза твои косы потому, что даже три жизни назад ты отличался неумеренным любопытством и развлекался тем, что подглядывал в окна к соседям». Теперь все. – А мораль?

– Она на поверхности, – брат Пон улыбнулся широко-широко. – Не бойся отдавать. Лепешка ли, привычная одежда…

Тут я покраснел.

– …со всем нужно расставаться легко, если к тому есть внешнее или внутреннее побуждение, – закончил монах. – И кроме того, нам неведомы последствия свершений. Своих, чужих, чьих угодно. Вот нацепил ты антаравасаку и не знаешь, к чему это приведет, что благодаря твоему новому одеянию случится с тобой даже через неделю. Нечего говорить о годе или нескольких столетиях!

Я поскреб в затылке – тут он был прав.

– Ну что, осталась еще не обритая голова, – сказал брат Пон, и я понял, что испытания этого дня не закончились.

* * *

Словосочетание «сказки Пустоты» брат Пон больше не использовал, и только спустя годы, уже в России, я понял, что они образуют единое повествование, еще один слой учения, полученного мной от неправильного монаха. Если воспринимать их осознанно, они сами по себе способны вызывать благоприятные изменения в сознании у слушателя, а уж если сопровождать практикой, то эффект окажется сильнее и глубже.

Глава 1 Отверженное «я»

– Дровосек бы лучше справился с этим делом, – пробормотал я, вытирая пот со лба.

Ворчал я на самом деле больше по привычке.

Да, я только что выкорчевал дерево в джунглях, на что ушел не один час, устал, как ездовая собака, заработал мозоли на ладонях и боль в мышцах. Солнце обожгло кожу на недавно обритой голове, а комары всласть попировали на открытых частях моего тела.

Но злости и раздражения – обычных спутников подобного состояния – я не испытывал, ощущал скорее чувство выполненного долга, как в детстве на даче родителей. Да, я не любил ковыряться на грядках, но уж если приезжал и брался за работу, то потом созерцал ее результат с удовольствием.

– А вот и нет, – отозвался брат Пон, чье лицо в лучах клонившегося к закату солнца казалось глиняной маской.

– Почему? – спросил я. – Он сильнее, привычен к подобной работе и все такое.

– Потому что то, чем ты занимался, не имеет никакого отношения к корчеванию, – монах заулыбался, откровенно наслаждаясь моим замешательством. – Бери лопату. Пойдем к храму, а по дороге я тебе кое-что расскажу. История эта случилась с благословенным Татхагатой задолго до того, как он стал Буддой Шакьямуни, но в те времена, когда он уже много тысяч лет шел по пути праведности и мудрости. Воплотился он в теле волчонка.

Я хмыкнул – конечно, «хорошую религию придумали индусы», как пел Высоцкий, но я все еще не верил в эти самые прошлые жизни в различных обликах. Брат Пон не обратил на мою скептическую физиономию внимания – еще в первый мой день в Тхам Пу он сказал: «Меня не интересует, во что ты веришь. Меня волнует, о чем ты думаешь и что делаешь».

– Был Татхагата одним из юных хищников в большом выводке, и жили они в пещере у корней могучего баньяна в густом лесу, – продолжил он как ни в чем не бывало. – Мать-волчица скоро перестала кормить детей молоком, и волк-отец начал приучать их к крови и охоте. Сначала он приносил им куски мяса, косуль, оленей, зайцев, потом стал таскать придушенных зверьков поменьше, чтобы отпрыски могли поиграть с ними, понять, что такое убийство, проникнуться его жестоким духом и стать настоящими волками, серыми тенями, ужасом джунглей.

Рассказывать брат Пон умел, из его уст занимательно прозвучала бы и инструкция по пользованию ершиком для унитаза.