Протагонист

Меня вызвали к начальнику курса. ОНО сказало, что я плохо себя чувствовал и отправился в медпункт. Врач из медпункта покачал головой: не было такого. ОНО сказало, что, верно, я собирался в медпункт, но по дороге у меня так разболелась голова и пошла носом кровь, что я решил вернуться в комнату отлежаться.

Когда пришло время идти на пересдачу контрольной, у меня снова пошла кровь из носа, только на этот раз ОНО долбануло меня об косяк и отправило в медпункт, заставляя ронять капли крови на мраморные полы Гимназии с выбитым в них гимном Академии. Павел хмурился, но сказать ничего не мог, ведь невозможно обвинить в жульничестве того, кто играет по правилам своей игры – не шахмат и не покера, а той игры, где они меня ловят, а я не попадаюсь, ведь нас с ОНО уже стало невозможно отличить. Время от времени звонила мама, но мы ее успокаивал: всё в порядке, просто давление шалит – отсюда и мигрени, и кровотечения. Каждый раз биться носом было невозможно, поэтому мы придумал новую хитрость: мы резал себя, нацеживал кровь и внюхивал, если Павел снова притаскивался в комнату. Но этот план тоже давал сбой: надрезы на бедрах заживали всё хуже, чесались, так что утром мы просыпался в грязных простынях и с кровью под ногтями, а Максим смотрел всё подозрительнее, поэтому мы мечтал о чем-то большом, серьезном и романтическом типа чахотки, чтобы слечь на семестр, а потом выйти летом и увидеть, что всё закончилось, как я (тогда еще только Я) и загадывал в новогоднюю ночь. Мы уже прикидывал, как бы имитировать туберкулез, гуглил симптомы, обдумывал, сможем ли правдоподобно харкать кровью, но пока мы мог только правдоподобно лежать в кровати и разглядывать потолок без всяких разводов от потопов.

Как-то ночью, когда мы опять думал о туберкулезе, нам захотелось подышать. Мы открыл настежь одно окно и сидел на подоконнике в трусах, но этого казалось недостаточно, так что мы стряхнул с письменного стола все учебники, тетрадки, обертки шоколадок и распахнул второе окно тоже, а потом улегся на полу. Максим вскочил:

– Ты чего?

– Всё нормально, спи.

– Лёш…

– Нормально, я сказал!

Максим вышел из комнаты. В коридоре послышался голос Павла. Мы быстро перебрался в кровать: мол, мы ни при чем! Максим молча показал на разбросанные вещи. Павел сказал, что утром вызывает за мной родителей. Максим пробормотал:

– Лёш, так лучше будет, правда…

Мы не спал всю ночь. Когда Максим ушел на занятия, мы отправился в ванную, чтобы подготовиться к встрече с мамой. И мы сделал селфи, как в тот самый первый день, а потом увидел старую фотку в инсте, и тогда меня прорвало, и я понял, что не хочу себя видеть таким, и я со всей дури стукнул рукой по зеркалу, так что осколки разлетелись, и сел на пол, и тут в комнату кто-то ворвался, и выбил в ванной дверь, и отобрал у меня осколок, и усадил меня на кровать, и залил меня спиртом, и дал мне воды, и сказал запить таблетку, и сказал, что мама уже едет, и я уснул, и мне снилось, что я тону в бассейне, а все вокруг делают ставки, долго ли я продержусь под водой. Потом меня встряхнули и закричали:

– Алёша!

Впервые после приезда меня кто-то так назвал. Это могла быть только она.

Она страшно кричала на Павла, спрашивала, что такое мне дали, а он оправдывался, что так было лучше, пока мама не сказала очень зло:

– Я вам сына доверила! Сына! А вы… Да как вы могли? Вы же за детьми смотрите! – Она махнула рукой и повернулась ко мне.

Мама сидела на кровати в пальто. Погладила меня по волосам и тихо сказала:

– Собирайся, Алёшенька. Мы едем домой.

Время шло урывками-картинками с рваной монтажной склейкой: вещи летят в чемодан, Павел хлопает по плечу, Макс протягивает руку, в окнах знакомые лица (да-да, я та самая первая ласточка, которая вылетела не в сессию; знали бы они, что через месяц девочка попытается порезать себе вены, а потом еще одна во время второй сессии проберется в медпункт и наглотается таблеток – ее откачают, но родители подадут в суд, и в Гимназии полностью сменят руководство, вот только спецрепортаж «Школа смертников» уже не исчезнет).

Вот мы с мамой садимся в пустое купе, а я думаю: нам так повезло или мама действительно выкупила его полностью? Вот мама то и дело дергает ручку, проверяя, закрыта ли дверь, а я наконец понимаю, что она, как и Павел, боится оставлять меня одного. Вот крупный план, в котором я нарушаю молчание, ведь с комнаты в Гимназии она так и не сказала мне ни слова, а я еще не знаю, с кем из нас она будет разговаривать.

– Мама…

– Да, Алёшенька?

– Мама, я… я тебя разочаровал?

– Да, – она сказала это так просто, что ОНО встрепенулось. А потом продолжила: – Не тем, что ты там себе думаешь. Не тем, что вылетел. Тем, что ты меня обманывал. Тем, что ты скрывал, как тебе там на самом деле плохо. Ты ничего мне не сказал – и всё это время я думала, что всё в порядке. Разве ж мы так тебя воспитывали, чтобы ты… – Мама прижала руку к трясущимся губам. – Это я во всём виновата!

Такого я совсем не ожидал.

– Мам, ты чего? Ты-то здесь при чем?