Протест настоящего мужчины

И не собаковод мог заметить, что пегий щенок был единственным из наших собак, который мог бы стать настоящей борзой. Не то чтобы у него проявлялись задатки великой гончей (мы бы их все равно не распознали), но он был единственным из всей своры, кто вел себя нормально. Он лаял, выбегал отцу навстречу, а не уносился в противоположную сторону, когда тот возвращался из школы домой, выл, когда его запирали, вилял хвостом, когда его ласкали. В общем, был совсем не похож на хилые и полусонные тени, какими казались остальные псы.

Лобстер О’Брайен взял на себя роль тренера и привел к нам в дом всяких сомнительных типов, которых представил как собаководов. Тут был какой-то Дан Доэрти — специалист по вязке, — и некий Фазильер Линч — ортопед, и какой-то диетолог, и хронометрист, и специалист по резвости, чьи имена я уже забыл. С виду они были не ахти какие специалисты, но выражались высоко профессиональным языком. Не раз двое-трое из них оставались у нас закусить. Помню, однажды, не успел я заснуть, мама разбудила меня, серьезно спросив:

— Сынок, поспишь сегодня у нас в спальне, ладно? Нам нужно уложить одного собаковода.

Вскоре весь распорядок в доме перестроили так, чтобы собаководам было удобно. Вставали в седьмом часу утра, когда Лобстер приезжал из города, чтобы начать тренировку. Он завтракал вместе с отцом, а потом они отправлялись на пятимильную пробежку со щенком. Брали старый мамин велосипед и ехали по очереди. Как сейчас вижу: дорога поднимается в гору, отец крутит педали, сидит, распрямив спину, с достоинством, смотрит прямо перед собой, а рядом бегут трусцой Лобстер и собака. Первые недели они брали с собой еще какого-нибудь пса, чтобы «помочь щенку войти во вкус гонки», но псы постарше скоро сообразили, что к чему, и, завидев Лобстера, удирали подальше в поле. К концу утренней пробежки подавали второй завтрак, и отец уходил в школу. А Лобстер принимался за щенка: вычесывал его, массировал ему живот и задние лапы, осматривал уши и щупал хвост.

— Длинный хвост в нашем деле только мешает.

Потом он решал, что не стоит идти обратно целую милю лишь ради обеда. Поэтому он сидел у нас почти весь день. После школы пробегали спринт, потом опять вычесывали, и часто уже темнело, когда тренер и его ассистенты уходили. За все это время я ни разу не слышал, чтобы мама жаловалась.

Теперь, оглядываясь назад, я убежден, что отец так никогда и не понял тот новый для него мир, в котором очутился. Разумеется, он принимал живейшее участие в этой затее, но вид у него всегда был слегка озадаченный. Не обернись этот план столь огромным предприятием, отец забросил бы его с самого начала. Но Лобстер разворачивал события с такой быстротой, действовал так ловко, что у отца едва ли оставалось время поразмыслить над происходящим. Он и оглянуться не успел, как оказался владельцем дрессированной борзой — претендента на звание чемпиона, записанного Лобстером для участия в бегах на приз города Омы, которые должны были состояться через две недели. До самого дня соревнований отец уверял себя, что преследует благородные цели, готовя одну из своих собак к спортивной карьере. Он стал пользоваться такими терминами, как «дух соперничества» и «природная грация движений». Он устоял даже в последнюю неделю перед соревнованиями, когда трое собаководов приходили к нам чуть не каждый день, а Лобстер и вовсе перебрался в мою комнату.

Состязание начиналось в первый понедельник июня вечером. Лобстер отвел щенка на ипподром пораньше, чтобы тот привык к обстановке, а мы с отцом и мамой пришли туда в шесть часов вечера, примерно за полчаса до начала соревнований. Нарядились будто на праздник — наверное, чтобы чувствовать себя увереннее. Но мама все равно волновалась. Когда мы шли через городок к ипподрому, находившемуся в миле от Дублинской дороги, мама без конца мне шептала:

— Веди себя как следует, веди себя как следует, — будто мы шествовали в гости к доктору.

Потом уже перед самым ипподромом мама повернулась к отцу и спросила:

— А после каждого забега аплодируют?

— Разумеется, — ответил отец.

Но я-то понимал, что он отвечает наугад.

— Разумеется, если участники показали наилучшие результаты, — спохватился он.

— Понимаю, — сказала мама, плотно сжав губы и высоко вскинув голову: уж она-то оценит бега по достоинству, чем бы они ни кончились.