Протест настоящего мужчины

Та зима выдалась особенно суровой. В день приезда мосье Лестранжа на вершинах холмов еще лежал снег, а поля задубели от трескучего мороза. Пять месяцев в наши края не залетала ни одна птица. Даже не верилось, что весна не за горами, но в кухне сидел и разговаривал с отцом фокусник — верный ее предвестник. Беседа их текла по проторенному руслу. Сначала они рассуждали о том, какое получаешь удовлетворение от работы в маленькой деревенской школе, «высекаешь искру, способную вызвать пожар», как выражался фокусник; от поездок по селам и деревушкам, когда «будишь в детских сердцах желание смеяться», как выражался отец. Обе их профессии очень благодарные, согласились они. Потом обсудили перемены, происшедшие га последние годы: только по-настоящему преданные своему делу учителя еще работают в прогнивших, доживающих свой век школах, только актеры-бессребреники еще развлекают учащихся этих школ. Дальше разговор ушел в прошлое и, по сути, перестал быть разговором — это уже были два одновременных монолога, каждый из мужчин вспоминал и говорил вслух о своем. Вечер проходил, бутылка пустела, и отец, как обычно, начинал язвить.

Втянуть в разговор маму им не удалось. Мосье Лестранж попробовал было, но она сразу его осадила: «Нужны вы мне, два пустобреха!» Весь день и вечер она трудилась не покладая рук: пекла хлеб, стирала белье в цинковом тазу, варила крапиву для кур, обдавала кипятком молочные бидоны, резала овощи для завтрашнего обеда и все время сновала по кухне, то и дело возникая между мной и мужчинами, при этом так гремела ведрами и кастрюлями, что многое из сказанного прошло мимо меня. Воспоминания отца меня интересовали мало — я уж столько раз их слышал, знаю вдоль и поперек, — но я собирался вступать в новую жизнь, и мне было важно все, что говорил о начале своей карьеры мосье Лестранж. Но мама мало того, что шумела, еще и отвлекала меня приставаниями: «Тебе что, уроков не задали?», «Что нового в школе?», «Иди на улицу, покатайся на велосипеде», «А с собакой ты ходил гулять?» Я невнятно отнекивался, тогда она стала выдумывать мне какую-то работу: накормить теленка, принести дрова, достать воды из колодца, запереть ворота на заднем дворе. Из-за этого я слышал только часть монологов и самый конец ссоры — мосье Лестранж назвал отца старым тухлым неудачником, а отец мосье Лестранжа — ничтожным плутом и велел убираться из Беаннафригана подобру-поздорову.

— Знаешь, как я сдал экзамены в колледже? — говорил отец, глядя в стакан, а я тем временем раскладывал у плиты дрова для утренней растопки. — Первое место во всей Ирландии! Лучший на тридцать два графства! Попечитель любого учебного округа отдал бы за меня свою правую руку. Да-да, сэр, правую руку!

— Франция — вот это страна, — вел свой монолог мосье Лестранж, машинально покручивая перстни на пальцах. — Там умеют ценить настоящее искусство. Сто тысяч франков за часовое представление. La belle France!⁴

— Дублин, Корк, Голуэй — меня засыпали предложениями. Какой-то старый приходский священник притащился на машине даже из Керри, за триста с лишним миль, лично предложить мне взять школу в Килларни. «Вы окажете нам честь, мистер Бойл, если согласитесь», — вот что он сказал.

— А лондонская публика в начале двадцатых! Лорды, шикарные дамы, вся английская знать! Однажды эту руку пожал сам Ллойд Джордж и сказал, что мой номер доставил ему удовольствие.

— И что же, я согласился? О нет! Беаннафриган, сказал я себе. Вот мое место. Беаннафриган. Потому что Беаннафригану требовался учитель, который мог дать детям чуть больше любого другого учителя.

— Доставил ему удовольствие. 1920 год. «Лондондерри хаус». В Лондоне — столице мира.

— Сказать по правде, не прими я тем летом вызов судьбы — и начальную школу Беаннафригана закрыли бы к чертовой матери, а чертовы детишки выросли бы невеждами.

— Гвоздь программы в Лидсе, Манчестере, Глазго, Брайтоне!

— Темные невежды — и тут им такой, черт подери, подарок!

— Мосье Лестранж, король магии.

— Пятнадцать лет назад его высокопреподобие Джон Шило приехал сюда и в этой самой кухне просил меня, что там просил — умолял! — пойти директором в новую городскую школу. Во всем графстве Тирон не нашлось более подходящего человека.

— Своя машина, лучшие отели, любые ангажементы… Да, в те дни фокусников уважали, ими восхищались.

— А что, спрашиваю его напрямик, что будет с Беаннафриганом?

— А какие грандиозные банкеты я закатывал для всей труппы! Официантам на чай отваливал по фунту!

— Он об этом даже и не думал. Куда там! Но об этом подумал я. Да, они простые деревенские ребятишки, сказал я ему, и школа у них не самой современной постройки, но, видит бог, они заслуживают, чтобы их учил лучший в стране учитель — а в год выпуска я был в прекрасной форме, — и у них, черт меня дери, будет лучший в стране учитель! Я их не брошу, так я ему и сказал.

— Милорды, дамы и господа, не всегда следует верить глазам своим. Ловкость рук — и глаза вас подвели. Секрет следующего фокуса мне передал султан из Майсора…