Протест прокурора. Документальные рассказы о работе прокуроров

— Зоя Ульяновна, вот Борис Леонтьевич вносит предложение о проведении совещания с хозяйственными руководителями по вопросам соблюдения хозяйственного законодательства. Дело это нужное. Я прошу вас принять в нем активное участие и вместе с Борисом Леонтьевичем в течение двух недель подготовить необходимые материалы. А решение организационных вопросов я беру на себя.

Геннадий Полозов ПРОТЕСТ ПРОКУРОРА

В приемную прокуратуры не вбежала — ворвалась, растолкав очередь ожидающих, средних лет грузинка, осунувшаяся, с проседью в волосах.

— Моя фамилия Бахтадзе, — торопливо сообщила она, оглядываясь на дверь. — Спасите моего сына. Он невиновен! Он не убивал! Поверьте мне, поверьте! — И, сорвавшись на крик: — Я погубила его собственными руками! Я погубила его!

Я усадил женщину, дал воды. Зубы ее стучали по стакану. Она обмякла, заплакала. Но и немного успокоившись, она так и не смогла вразумительно объяснить суть дела.

— Поговорите с адвокатом. У вас есть его жалобы. И мои тоже. Он же юрист, старый юрист, и он говорит, что сын невиновен. Почему ему не верят? Почему везде говорят, что осужден правильно? Но неправильно ведь! Я мать, и я знаю, что Тамази не мог убить человека. Не мог, не мог! Ему всего 19 лет, спасите его!

Бахтадзе опять стала переходить на крик.

Трудно, невозможно привыкнуть к человеческому горю, если даже встречаешься с ним лицом к лицу каждый день. И особенно трудно видеть материнское горе. Мать нельзя убедить, что сын виновен, если она хоть немного в этом сомневается. Бесполезны все доводы рассудка в споре с болью души. Но даже тогда, когда виновность очевидна, мать все равно будет спорить. Она не будет приводить доказательств, она вложит в ничего не значащие для юриста доводы всю страсть своей убежденности, всю силу своего желания отвести от сына беду, она переведет разговор в колею человеческих чувств и попытается сделать юриста безоружным.

Трудно отказать такой матери сразу, решительно, не оставив надежды. В этих случаях я обычно начинаю говорить что-то вроде того, что «успокойтесь, мы еще раз разберемся, истребуем дело, тщательно проверим», хотя часто заведомо знаю, что дело разобрано правильно и другое решение невозможно. Видимо, во многом потому, что у нас не хватает мужества лишить человека надежды, рождаются повторные жалобы, которые ложатся на нас двойным грузом, а людей заставляют тщетно обивать пороги приемных.

В этот раз мое положение облегчалось тем, что я не был знаком с делом, и те слова, которые я, бывает, говорю невнятно, сегодня можно было сказать веско и уверенно. И я их сказал.

Вернувшись из приемной в кабинет, попросил надзорное производство по этому делу. Оно оказалось пухлым и изрядно потрепанным — видимо, прошло не через одни руки. Бегло перелистываю. Жалоба адвоката, жалоба матери, заключение прокуратуры района об обоснованности осуждения Т. Г. Бахтадзе, ответ — отказ, копия приговора, опять жалоба матери, еще жалоба матери, ответ — отказ, жалоба матери…

Прочитал приговор — весьма убедительно на десяти страницах через один интервал. Вину на следствии признал, в суде отказался давать показания. Виновность в убийстве доказана. На основании изложенного и руководствуясь… 8 лет лишения свободы в колонии усиленного режима.

Заключение прокуратуры района:

«Доводы жалобы несостоятельны, на основании изложенного… в принесении протеста отказать».

Это в конце. А на первых пятнадцати страницах фабула дела, доводы жалобы, их опровержение, доказательства.

Нейтральным стилем, без единого эмоционально окрашенного слова, бесстрастно, аскетически скупо строились строчки в обстоятельства дела.