Против часовой

уверенный, что вечер удается хорош. Говорил Виктор по-русски лучше, чем писал.

И тут же резко – Наташа вздрогнула – зазвонил телефон, как-то неприятно дребезжа и сипло подренькивая. Она взяла трубку.

– Наташа? Вас ждет обед в ресторане на втором этаже отеля

Эльсинор. – И раздались гудки.

Удивляясь самой себе, она вдруг заволновалась, заторопилась, заметалась. Конечно, это был Виктор, но какая-то сумасшедшая, нелепая, невозможная надежда притаилась в ее колотящемся сердечке: а вдруг это он? Могла же Сольвейг дать телеграмму – адрес-то у нее,

– мог же Валерка прилететь… Ну да, спрыгнуть с парашютом, сакрастически оборвала она себя, продолжая верить в несбыточное… И уже через четверть часа в вечернем платье, дыша духами и туманами, как они с Нелькой это называли когда-то, Наташа входила в роскошный зал ресторана – с фонтаном посередине, – чуть недовольная собой, что пришла чересчур быстро. Скажу – проголодалась, наивно решила Наташа.

Виктор встал ей навстречу, он был ослепителен. Таких мексиканцев надо помещать на обложки туристических проспектов или живьем пускать по залам туристических фирм. На нем был бежевый, цвета глины, пиджак без нагрудного кармана – у нас такой китель иногда носил депутат

Маслаковский, автор Указа. Пиджак имел по бортам два ряда крупных декоративных медного цвета пуговиц, не предполагавших застегивания.

На брюках, которые лежали густыми складками на лакированных медного же цвета штиблетах, были коричневые лампасы, что делало их обладателя чуть похожим на швейцара. Под пиджаком – того же, что и костюм, цвета, глухо застегнутый жилет, под жилетом – белоснежная накрахмаленная сорочка, а вместо галстука – шелковый красный шарф, повязанный бантом. Виктора можно было рассматривать, как танцора диско: скажем, пуговицы на пиджаке были неодинаковые – чем выше, тем крупнее, пуговки на жилете были сгруппированы по три, и между каждой тройкой оставался зазор, а по алому банту были рассеяны мелкие какие-то беленькие пиктограммы. Он протянул Наташе смуглую холеную руку со скромным золотым перстнем с печаткой на среднем пальце.

Сраженная этим театральным шиком, Наташа тоже протянула руку – для поцелуя. Виктор склонил голову – волосы соль с перцем, ровный пробор, и за время довольно долгого поцелуя Наташа уловила волнующий горьковато-томный запах его духов. Она осела на подставленный стул.

Официант выдернул из серебряного ведерка потную бутылку шампанского, которое тут же запенилось в Наташином бокале.

Глава 23. Виктор

– И что же все это значит? – выговорила Наташа, поперхнувшись шампанским, которое оказалось очень сухим и ледяным. А Наташа ведь любила с общежитских еще пор – полусладкое.

– Наш друг поручила мне вас развлечь, – отвечал кабальеро.

– Что ж, постарайтесь, если получится, – нагловато бросила Наташа, несколько уязвленная тем, что Виктор всего лишь выполнял поручение

Сольвейг, а вовсе не подчинился собственному романтическому порыву.

Он сухо продолжил:

– Вот вам разрешение на пребывание на севере. И вот карта с вашим маршрутом – Сольвейг просила вам передать.

Наташа развернула карту: это был очень четкий план, нарисованный от руки. И приписка: помни, индейцы тараумара не говорят по-английски.

– Спасибо. Но отчего такой… такой мексиканский принц слушается старую чужую женщину, как евреи родную маму?

– Я многим обязан ей, – просто сказал Виктор. – Однажды в Москве она спасла мне жизнь. Ну, вы понимаете, дипломатические миссии зачастую сопряжены с риском… Старая история, как-нибудь потом можно будет вернуться к этой теме… Но не хотелось бы… – Он взглянул на

Наташу, как бы проверяя, понимает ли она его.

Как ни далека была Наташа от этих сфер, ей хватило сообразительности понять, что за миссия была у Виктора в России. Шпион, этого мне еще не хватало, сказала она себе.

– Скажите, Виктор, только честно, отчего Сольвейг так носится со мной? Она, конечно, весьма… необычная женщина. Но в конце концов мы едва знакомы… – Наташа вспомнила, как Солвейг, внешне такая снисходительная, всплеснула руками и воскликнула по-испански, когда увидела Наташу, которую Виктор нашел в храме, на пороге своего дома

аве Мария, гратиа плена, что Наташа перевела по-русски слава Богу…

– Ну-у… – протянул Виктор и достал золотой инкрустированный какими-то цветными камушками портсигар. – Вы позволите?

– Курите на здоровье, – процедила Наташа, начиная не на шутку злиться. Потому что она привыкла все понимать, ценила ясность и точность, иначе не надо и думать заниматься наукой. А тут один туман. И небезопасный туман.

– Ну, во-первых, вы ей нравитесь… да. – Появилась и золотая зажигалка, и Наташа невольно загляделась на отполированные, овальные, розовые с фиолетовым оттенком ногти Виктора. – Но это, конечно, не все, – продолжал он. – Думаю, вы подкупили ее своей историей… Знаете ли, к старости люди делаются… как это сказать… сентиментальны.

– К старости делаются глупыми и эгоистичными! – отрезала Наташа, вспомнив свою свекровь Фиру, на которую самым странным образом

Сольвейг внешне была чуть похожа.