Против часовой

– Они у меня умные. Много умнее своей матери, куда мне до них, – несла Наташа хмельную ахинею, но Виктора, казалось, это даже трогало. Он лишь скромно заметил, что новые поколения неизменно теснят старших, и с этим уж ничего не поделать.

– Младшая, представляете, с детства была настроена… как бы это сказать… на лингвистику.

– Быть может, она станет писательницей, – поддакивал Виктор.

– Однажды, ей было лет пять или шесть, она спрашивает меня: зачем папе перочинный ножик, если у него нет перьев? – И Наташа сама рассмеялась – как ей казалось, обворожительно. – Или вот: она услышала по телевизору, как вертолеты назвали винтокрылыми машинами.

И спросила: почему они крылые, если крыльев у них нет?

Тут Виктор озаботился, чтобы маргарита была повторена, поскольку

Наташа, не заметив, высосала предыдущую до дна..

– А старшая так и вовсе говорит на каком-то неведомом мне языке. Вы вот можете мне сказать, что такое супер-пупер? Ну супер она употребляет через слово по любому поводу. Но что такое пупер?

– Наверное, это лишь для рифмы, – предположил Виктор…

Они еще поболтали – как раз под вторую Наташину маргариту, – а потом

Виктор, взглянув на часы, предложил:

– Давайте поднимемся в ваш номер.

– Зачем? – насторожилась Наташа, несколько даже протрезвев.

– Вам надо принять душ и приготовиться к празднику. Потому что сегодня я приглашаю вас на новогоднюю фиеста мексикано.

– На мексиканскую фиесту?

– Именно. С карнавалом и фейерверками…

– Ура! – захлопала в ладоши Наташа, ловя себя на том, что с Виктором она и впрямь ведет себя, как глупенькая маленькая девочка. Когда в последний раз она могла себе такое позволить? Быть может, с Гошей, но как же это было давно!

Дверь номера открылась – там горел свет. И – екнуло Наташино сердечко – на кровати лежало немыслимой красоты шелковое платье: голубое с тремя вертикальными синими полосами. Как он догадался, как он мог догадаться? Она обернулась, и на глазах у нее были слезы. Но Виктора в номере уже не было.

Наташа еще не успела толком примерить платье, опасаясь, не будет ли оно узко ей в бедрах, как раздался звонок.

– С Новым годом, Наташа, – сказал голос Виктора в трубке. – Я жду вас через час в холле…

Глава 25. С новым счастьем

Они устроились сбоку полукруглого амфитеатра, где каждый ряд столиков стоял чуть выше предыдущего и был отгорожен чем-то вроде циновок так, что соседей не было видно. Хоть и было слышно. Эстрада, увитая цветочными гирляндами, тоже полукруглая, оказалась внизу, почти под ними. На столике их уже ждали закуски и шампанское в серебряном ведерке со льдом.

Больше всего Наташу поразил темп, в котором все вокруг как-то разом закрутилось. Тенями скользили официанты, но не в черном, как в ресторане, а в каких-то национальных одеждах – быть может, это были легкие стилизованные пончо. Невидимый оркестр заиграл увертюру.

Потом на эстраде оказался очень смуглый черный господин, конферансье, по-видимому, который стал что-то очень быстро говорить.

Наверное, его шутки были уморительны, потому что за невидимыми соседними столиками то и дело громко смеялись мужчины и, повизгивая, вторили им женщины. Вслед за мужчиной на сцене оказался кордебалет и принялся за канкан… Наташина голова уже кружилась от ветра с моря, от запахов южной ночи, от текилы и бурной музыки. Тем более что дамский канкан сменили молодые люди, и, глядя на то, как зажигательно и сексуально они двигаются, Наташа – к собственному удивлению – ощутила волнение очевидно плотского толка. Во время пряного выступления ансамбля гитаристов совместно с арфистами Наташа и вовсе разволновалась, махнула еще шампанского и не сразу заметила, что на ее руке лежит ладонь Виктора. Руку она убирать не стала.

Потом был ксилофон, на котором играли одновременно четыре человека:

маримба, шепнул Виктор, но Наташа не поняла, к чему относится это слово. И тут Наташа обомлела: под эту томную мелодию она когда-то целовалась на танцплощадке с совершенно незнакомым парнем. Это была

Ла Мамба. И Наташа склонила голову на его плечо…

Странно, насколько плохо она помнила дальнейшие перипетии этой новогодней ночи, настолько чуть не до слова могла повторить то, что шептал ей на ухо Виктор. А говорил он – о России. О том, что там, в снегах и дипломатических заботах, ему очень помогла одна русская женщина. Звали ее, конечно же, тоже Наташа…

У Наташи было чувство, что ей рассказывают сказку, причем знакомую: свирепое КГБ охотится за мексиканским рыцарем плаща и кинжала по заметенным улицам неприятной русской столицы; и прекрасная русская женщина, без памяти влюбленная, пренебрегая смертельной опасностью, дарит себя шпиону. Что-то среднее между “Доктором Живаго” и Ле

Карре. Но эта мелодрама звучала так ностальгически в вихре мексиканского карнавала, приуроченного к тому же к новогодней ночи, что казалась упоительной. Сейчас довольно чопорная Наташа с удовольствием услышала бы какие-нибудь пикантные подробности, но сказки Виктора были и патетичны, и сентиментальны… Наконец, Наташа шепнула:

– А где же вы встречались?