Против энтропии (Статьи о литературе)

Однако вернемся в Нью-Йорк 1950 года, когда супруги только что разошлись и Елагин, ни слова не знавший по-английски, остался в чужом городе и чужой стране один.

Первое время, как у всякого рядового эмигранта, у Елагина не было в Нью-Йорке ни кола, ни двора. Прямиком с таможни он пошел искать работу.

А там, глядишь — пройдет еще дней шесть -
И у меня уже работа есть:
Я мою пол в каком-то ресторане.
Жизнь начинаю новую мою.
По вечерам я в баре виски пью
И в лавке накупаю всякой дряни.

Кто не жил в голодные годы в Союзе Советских Социалистических Республик, тот и не поймет ничего в этой строфе из поэмы "Нью-Йорк -Питсбург". Потому что слова-то какие: "бар", "виски"! И в лавках можно, пусть и "всякой дряни", но "накупить"! По американским меркам, конечно, не жизнь, а сущая нищета. А по меркам довоенного СССР, даже по меркам послевоенной Западной Европы — не просто жизнь, а жизнь американская, ни широкую ногу. Раз уж "Накупаю"! Впрочем, осознание того, что между довоенным Киевом и послевоенным Нью-Йорком дистанция поистине космическая, пришло к Елагину лишь в семидесятые годы — вместо с настоящей творческой зрелостью. А в начале пятидесятых, дорвавшись до вожделенной американской свободы, он не знал, что с этой свободой делать. И уж подавно неясно было — как и что дальше писать: к писанию какой бы то ни было прозы, особенно журналистской, Елагин оказался совершенно неспособен.

За первый мой американский год
Переменил я множество работ -

Елагин все свои работы, от склейки пластмассы и стекол до писания каталожных карточек, в поэме "Нью-Йорк — Питсбург" сам перечисляет, и нет нужды повторяться. Но очень скоро старейшая русская газета "Новое Русское Слово", поменявшая со дня своего основания в 1910 году решительно все и по многу раз, — от формата до политического направления, не говоря о вещах более мелких, — обратила на Елагина внимание. Точнее, не столько на самого Елагина, сколько на его редкостный импровизационный дар.

Такой дар газете очень требовался: рифмованный фельетон был в ней традиционным "дежурным блюдом". "Присяжный фельетонист" "Нового Русского Слова" Аргус (собственно Михаил Айзенштадт, 1900-1970) с нагрузкой не справлялся, хотя писал быстро, но далеко не так артистично, как его предшественники, парижские виртуозы рифмованного фельетона Дон Аминадо (А.П. Шполянский) и Lolo (Л.Г. Мунштейн). И на десять лет Иван Елагин стал штатным сотрудником "Нового Русского Слова" — он был не только фельетонистом, но и корректором, а формально служил в отделе объявлений (что поделать -рифмовал и объявления). В газете его любили, зарабатывал он немного, но не бедствовал. Издательство имени Чехова, прежде чем вылететь в трубу осенью 1956 года, выпустило толстый том стихотворений Елагина "По дороге оттуда" (1953), вобравший в себя оба изданных в Германии сборника с прибавкой еще трех десятков стихотворений, — вероятно, более поздних. Весь жизненный путь поэта, от Владивостока до Киева и послевоенной Германии, уместился в эту книгу. Но Америки в ней еще почти нет. Нет в ней и детищ "фельетонной музы": Елагин строго разграничивал три поэтические области: "для домашнего употребления", "для денег", "для печати всерьез". Фельетонная муза служила по второй графе.

Фельетоны, понятно, были делом вынужденным, но не один Елагин в русской поэзии от бедности продавал вдохновение (увы, отнюдь не рукопись, а собственно вдохновение). Впрочем, даже его фельетоны были талантливы — как все, за что он брался. В 1959 году "Политические фельетоны в стихах" даже вышли отдельной книгой в издании "Центрального Объединения Политических Эмигрантов" (ЦОПЭ). От этой книги Елагин в поздние годы отказывался, но единой строки из нее в свои "Избранные" не брал, при возможности норовил "Политические фельетоны в стихах" даже из библиографии своей изъять.

В те годы поэту в США было одиноко. Он выпивал, играл в карты, заводил романы, от которых сохранились немногие грустные строки:

Я два слова знаю по-английски,
Ты по-русски знаешь слова три.
Я под вечер пью с тобою виски
И с тоской смотрю на словари.

"Серьезные" стихи почти не возникали, хотя кое-что все-таки появлялось и с охотой бывало публикуемо самым престижным в те годы (и, кстати, по сей день) литературным журналом русской эмиграции — нью-йоркским "Новым журналом": первая публикация Елагина была в No 22 (т.е. в сороковые годы), последняя — в No 161 (в середине восьмидесятых).