Против энтропии (Статьи о литературе)

Длина строки, форма рифмовки, ритм -- все отныне у Рильке свое, равное длине дыхания, избранного для данного стихотворения, данного отрывка, данной строки. "Стансы" -- или, скажем, октавы -- у него попадаются, но скорее именно они кажутся исключением на фоне огромной массы трехкратных, пятикратных рифм и стиха вовсе нерифмованного, переходящего в настоящий верлибр. Отныне никакая форма для Рильке -- не указ и не закон. Его сонеты ничего общего не имеют с классическими, кроме способа записи и числа строк. Его элегии -- элегии лишь по названию, и ритм, который избирает для них Рильке, лишь отдаленно похож на гекзаметр, о содержании же и говорить нечего. С элегией в классическом значении этого слова останется, кажется, лишь одна общая черта: как и классические, элегии Рильке чаще всего написаны от первого лица.

Чтобы подвести итог "раннему творчеству", в 1909 году Рильке сильно переработал свой сборник "Мне к празднику" (первое издание -- 1899 год) и выпустил под декларативным названием "Ранние стихотворения". Этой книгой "продолжается" классический шеститомник; следом обычно печатают его стихотворную, явно не предназначенную для сцены драму "Белая княгиня" (ее в 1909 году Рильке перепечатал в конце "Новых стихотворений", но знакомство с этим произведением для русского читателя временно откладывается), а все, что было написано Рильке позже и им самим включено в прижизненные книги, читатель впервые может найти полностью на страницах этого трехтомника -- от "Часослова" до написанных по-французски "Садов" и "Валезанских катренов".

Впрочем, очень многое из "ювенилии", как попавшее в "Ранние стихотворения" и "Первые стихотворения", так и по разным причинам в них не вошедшее, мы все же печатаем. Быть может, время навело свою патину, быть может, изменился хрусталик нашего поэтического зрения, но мы не можем разделить расхожее до недавней поры мнение о том, что "ни один читатель ... не сможет избежать чувств изумления и смущения, увидев, как тривиально начиналось творчество автора "Дуинских элегий" (X. Э. Хольтхузен), или (в советском варианте) что "Рильке как поэт созревал медленно, с трудом преодолевая свою провинциальную ограниченность" (И. Рожанский). Пять лет на созревание -- никак не много, никак не медленно. Во всяком случае, неоконченная, изданная лишь много десятилетий спустя книга "Явления Христа" была создана в 1896-- 1898 годах, и в этой книге Рильке достигает таких высот прозрения, такого пластического чуда чуть ли не в каждой строке, что разговоры о тривиальности и ограниченности могут вызвать у нынешнего читателя лишь изрядное недоумение. И это мнение не "с третьей стороны", "Явления Христа" ныне весьма читаемы и почитаемы во всех странах, где говорят по-немецки. Книга отчасти навеяна впечатлениями от поездки в Италию в марте-апреле 1897 года, но к одной Италии ее не сведешь (как не сведешь "Часослов" к одной России), а самое важное -- эта книга сюжетно смыкается именно с поздним творчеством Рильке, с "Жизнью Девы Марии" и еще более поздними стихотворениями, где Рильке -- столь же католик, сколь и еретик, сколь гностик, столь и православный. Во всяком случае, уже в ней Рильке предстает как огромный, европейский поэт.

А 12 мая 1897 года, в Мюнхене, в доме романиста Якоба Вассермана (чей роман о Гаспаре Гаузере по сей день переиздается и читается), Рильке встретился с женщиной, которая была старше него на четырнадцать лет, которая стала, пожалуй, самой важной (для поэзии!) из числа многочисленных подруг, встреченных им и жизни. Это была уроженка Петербурга, говоря по-русски, Луиза Густавовна Андреас, урожденная Саломе, "русская муза" Рильке. Вместе с ней в апреле 1899 года Рильке в первый раз поехал в Россию. Исследователи датируют время его пребывания в России весьма точно: с 24 апреля по 18 июня.