Сейчас я по-прежнему не знаю, почему командование выбрало для нашей практики именно военно-морской флот. Взаимодействовать с ними мы не собирались, наша армия была в основном сухопутной. Кроме того, у моряков есть своя авиация: и истребительная, и минно-торпедная, и штурмовая. А вот побывать в танковых дивизиях, которые мы в войну постоянно прикрывали, было бы полезно. Да и взаимодействие авиации с наземными войсками, личное общение командиров принесло бы только пользу! Но практика состоялась по намеченному командованием плану, хотя потом я встречался с моряками только во время отдыха – в санаториях или домах отдыха.
Эстонская столица встретила нас приветливо. Один день мы провели за осмотром города, который был очень уютным, с множеством старинных зданий. Но уже назавтра мы вышли в море на тральщике и целый день рассекали морскую гладь. Лично я посочувствовал морякам: они все время находятся в железной коробке и видят только безбрежное море с огромными волнами, испытывая постоянную качку. Нет, летчику дана возможность все время видеть постоянно меняющиеся виды земной поверхности. Да и облака тоже по-своему красивы, хотя бывают и опасными, особенно грозовые!
Начался наш третий, последний курс. Последним он стал для нас потому, что для нашего приема было сделано исключение. Шла «холодная война», авиации нужны были командные кадры, и поэтому год учебы для нас сократили. Вместо четырехлетнего нас перевели на трехлетнее обучение. Этому мы, конечно, были очень рады. Здесь, в Академии, мы чувствовали себя учениками и рвались в строевые части, к родным самолетам. Беседуя по вечерам с друзьями, мы делились друг с другом желаниями: куда кто желает попасть. Николай Степанов, бывший штурмовик, намеревался остаться в Москве. Он по здоровью не надеялся пройти медицинскую комиссию и собирался перейти на штабную работу. Второй мой приятель, Николай Штучкин, наоборот, не мыслил дальнейшей жизни без полетов и, как и я, хотел добиться направления в строевую часть.
С Николаями Степановым и Штучкиным мы часто выезжали на ближайшую речку, а иногда и в Москву. Будучи летчиком ПВО Москвы, Штучкин жил раньше в Москве, и сейчас там оставалась его семья. Он был добродушным, спокойным человеком, и я не мог не удивляться, как этот увалень мог летать на истребителе, где нужна быстрая реакция. Но тем не менее Николай был хорошим летчиком и надежным товарищем.
Я навсегда запомнил один произошедший с ним смешной случай. Однажды в начале сентября я поехал в Москву с обоими Николаями. Был, кажется, день рождения Штучкина, и по дороге мы остановились в Балашихе и зашли в небольшую закусочную на берегу маленькой речки. Там мы распили по сто грамм, немного посидели, и я стал подниматься и звать всех ехать дальше. Но Штучкин заупрямился: «Давайте выпьем еще! Выпили – только раздразнили». Пришлось добавить еще, но от большего мы отказались и благоразумно уехали. Однако, вернувшись домой, он продолжил отмечать свой день рождения и сделал это так, что, встав ночью «попить водички», выпил аквариум своего сына – вместе с плававшими в нем рыбками. Долго потом я вспоминал Николаю этих рыбок!
Вот и закончена наша учеба, написан и защищен диплом, а государственные экзамены сданы на «отлично», так что мне вручили аттестат о высшем военном образовании с отличием. Но если я спрошу себя, что из того, что я три года изучал в Академии, мне действительно пригодилось, то отвечу, что почти ничего. Так, «для общего развития»... Больше двадцати лет после окончания Академии мне пришлось заниматься обучением и воспитанием летчиков, организацией боевого дежурства, руководством полетами. И все это мне пришлось осваивать уже в воинских частях, на практике. Там же мне пришлось осваивать и четыре типа новых реактивных самолетов, но следует признать, что тогда они были только в замыслах конструкторов.
Но у нас это еще полбеды, а вот 29-му и следующим потокам приема пришлось изучать высшую математику! И все лишь для того, чтобы записать в дипломе «командир-инженер». Сколько времени было потрачено зря! Никому из моих товарищей, учившихся на 29-м приеме, она не пригодилась. Да и вообще, когда в наш полк пришел выпускник Академии Жуковского, попавший в нее после 10-го класса, и стал претендовать на должность инженера полка, то его сначала поставили техником самолета, и он три месяца изучал и обслуживал самолет МиГ-15. Затем его поставили техником звена, тоже на три месяца. Затем на полгода – инженером эскадрильи. Парень он был умный, все схватывал на лету, но все равно он был назначен инженером полка только через год. А вот в другом полку выпускника Академии сразу поставили инженером полка, и полк целый год страдал: то одно «хромало», то другое. В конце концов этому инженеру пришлось подыскивать менее ответственную должность...
К моменту окончания нами Академии к нам приехали представители управления кадров ВВС и ПВО. По одному мы заходили в комнату, в которой сидел за столом полковник в летных погонах, перед ним лежали наши дела. Полковник спросил меня: