Против нелюбви

Сказанное им о переводе легко (и даже с большей степенью точности) применимо к стихам; логика движения остается собой и дает отчетливый отпечаток, о чем бы он ни говорил – и на любых временных отрезках. То, как он описывает тело чужого текста, имеет и более широкое применение: «Если я вижу, «откуда взято» чужое стихотворение, то есть вижу трехмерное тело, проекцией которого является данный латинский текст, то я могу построить свою проекцию того же самого тела на свою плоскость – моего языка, времени, ситуации и пр.». Так же – как живое трехмерное тело, висящее в пространстве возможного[3], – можно мыслить любой текст Дашевского (и уж точно воспринимать любую его реализацию как перевод, хотя бы с трехмерного на двухмерный). У этой картинки вообще множество последствий, но применительно к работе Г.Д. здесь можно сказать, что почти неважно, на какую плоскость будет спроецирован исходник, чем он окажется на свету: стихотворением, переводом, статьей, объяснением – его внутренняя форма всегда сохраняет первоначальные очертания (и в ней, как предсказание в китайском печенье, уже заложено одно из неизбежных «как если бы»). «Несколько стихотворений и переводов», например, книга стихов, сложенная по законам, которые автор применял обычно к отдельностоящему стихотворению. То есть как последовательность точек, разворачивающаяся во времени так, чтобы в каждой из них высказывание было максимально естественным – так, «как каждый мог бы сказать на этом месте». Это место каждого Дашевский сохранял за собой до конца.

Вот дневниковая скоропись, где Дашевский описывает задачу, которую ставит перед своими стихами – вернее, рядом с собой и стихами, оставляя и здесь что-то вроде пустой площадки для финального суждения, которое может позволить себе не совпасть ни с автором, ни с текстом. В отношениях автор-текст третью вершину треугольника занимает читатель и невозможность этим читателем стать.

проще всего так:

мои стихи – для тех кто все относит к себе – то есть не говорит всегда о себе, а хочет о себе услышать – вроде суеверия или ищет приметы – да это обо мне <…> то есть конструировать такие гороскопы или – <…>

NB мне важно чтобы и от меня стих<отворен>ие/история были на такой же дистанции как будут от читателя – то есть при порождении вопрос такой: какой был бы гороскоп для такого события? (отсюда – ненужность стихов для собств<енной> жизни – это туманное предсказание для уже случившегося) – кроме того что возм<ожно>сть такого предсказания говорит о наличии фатума примет и пр.»

Особенное свойство площадки-дистанции, о которой идет речь, в том, что место это пустое, как и положено зоне особого рода ясности: пространству, предназначенному для объективирования. Когда Дашевский говорит оттуда, мы слышим как бы не совсем его самого, и иногда это похоже на чудо: как если бы опасный лирический идол из предисловия к «Думе Иван-чая» внезапно начал выполнять нехитрые задачи, которые относились бы к жизни — имели бы простой прикладной смысл, понятный и нужный каждому. Читал вслух прогноз погоды, например, или говорил, который час, а может быть – передавал бы шифрованные радиограммы.

Выясняется, что пригодной для этого дела оказывается любая бытовая (но не любая поэтическая) речь, с каждым фрагментом которой (будьте добры, пошел ты, мне на пять поездок, пожалуйста) можно по случаю совпасть. Это очень похоже на практику, называемую spolia – когда при возведении нового здания пользуются обломками утраченных как строительным материалом. В последней книге Дашевского это работает иначе: фрагменты не годятся для постройки дома, но оказывают строителю последнюю милость – каждый из них по очереди становится для автора укрытием, щитом и наконец – его опустевшим телом.

В некотором смысле можно сказать, что все это – специальная разновидность цитирования, каким оно становится на холоде разобщения, который Дашевский считал условием для начала новой политики и новой поэзии. «Нет уже никаких цитат: никто не читал того же, что ты; а если и читал, то это вас не сближает», говорит он в опенспейсовской лекции. Когда дело обстоит так, единственный способом сослаться на кого-то – воспроизводить необходимые тексты во всю силу твоего с ними согласия, и как можно чаще. Этим, собственно, я и занимаюсь сейчас.

2014

С той стороны (В. Г. Зебальд)