Мы склонны позиционировать свой биологический вид как «агента» одомашнивания: «мы» одомашнили пшеницу, рис, овцу, свинью и козу. Но если мы посмотрим на ситуацию под несколько иным углом, то окажется, что это мы были одомашнены. Майкл Поллан высказал эту точку зрения в своем внезапном и запоминающемся резюме, которое сформулировал, занимаясь садоводством[67]
. Когда он пропалывал и рыхлил землю вокруг цветущих кустов картофеля, его вдруг осенило, что он невольно стал рабом картошки. День за днем он стоит на четвереньках, пропалывая, удобряя, поправляя, защищая кусты картошки и изменяя окружающую их внешнюю среду согласно утопическим ожиданиям картошки. Эта точка зрения превращает вопрос о том, кто выполняет чьи приказы, в почти метафизическую проблему. Действительно, наши одомашненные растения не могут разрастись без нашей помощи, но и наше выживание как вида зависит от горстки одомашненных культур.Одомашнивание животных можно интерпретировать аналогичным образом. Кто служит кому – и здесь непростой вопрос: крупный рогатый и другой домашний скот мы разводим, провожаем на пастбища, кормим и защищаем. Эванс-Притчард в своей известной монографии о скотоводческом народе нуэров написал о них и их крупном рогатом скоте примерно то же самое, что Поллан сказал о своем картофеле:
Мы говорили, что нуэров можно назвать иждивенцами коров, но с тем же основанием можно сказать, что корова является иждивенкой нуэров, которые всю свою жизнь посвящают заботе о ее благополучии. Они строят крытые загоны, жгут костры и чистят краали для ее удобства; передвигаются из деревень в лагеря, из лагеря в лагерь и из лагеря обратно в деревни ради ее здоровья; борются с дикими зверями, защищая ее; делают для нее украшения. Корова живет спокойно, лениво и праздно благодаря преданности нуэров[68]
.Можно возразить против такой аргументации, сказав, что Поллан ест свою картошку, а нуэры – свой скот (а также продают, обменивают и дубят шкуры). Это действительно так, но все же пока картофель и корова живы, они являются объектом ежедневной заботы, обеспечивающей их благополучие и безопасность.
Таким образом, пока мы не можем ответить на серьезный вопрос, как одомашнивание повлияло на наш мозг и лимбическую систему, но мы можем предположить, как жизнь в позднем неолите менялась под влиянием наших взаимоотношений с одомашненными животными в нашем домохозяйстве.
Сначала давайте сравним жизненные миры охотника-собирателя и земледельца (с домашним скотом или без него). Внимательные наблюдатели за жизнью охотников-собирателей были поражены тем, что она состоит из кратковременных всплесков активности. Ее виды чрезвычайно разнообразны – охота и собирательство, рыбалка, изготовление ловушек и строительство запруд – и предназначены для того, чтобы максимально использовать природные ритмы доступности пропитания. Я полагаю, что понятие «ритмы» здесь основное. Жизнь охотников-собирателей подчинена множеству естественных ритмов, за которыми они должны тщательно следить: передвижения стад дичи (оленей, газелей, антилоп и кабанов), сезонные миграции птиц, особенно водоплавающих, которых можно перехватить и отловить в местах отдыха или гнездования, ход желаемой рыбы вверх или вниз по течению, циклы созревания фруктов и орехов, которые нужно собрать до прихода конкурентов или до того, как они испортятся, и наименее предсказуемые появления дичи, рыбы, черепах и грибов, которыми нужно воспользоваться максимально быстро.