Впереди шагают Вольф и Григорий. Первый — как главная боевая мощь, второй — как специалист по алхимии. Оба сосредоточены и напряжены, внимательно осматривают дорогу и окружающие нас здания.
Дома, на первый взгляд, выглядят вполне нормально. Вот только стоит присмотреться — и начинаешь замечать что-то неладное. Где-то разбитое стекло в окне, где-то сорванная с петель дверь. Иногда встречаются следы бойни — кровь, растерзанные тела людей, брошенные вещи. Такие места стараемся обходить подальше, чтобы не провоцировать нападение.
В центре процессии иду я и Анжела. Я — потому что бесполезен в драке. А Принцессу все оберегают, к тому же магия у нас только в качестве крайнего средства, если станет совсем тяжело. Заклинания легко привлекут внимание всех зараженных в округе, а это абсолютно не то, к чему мы стремимся.
Идем по центральной улице города — широкой, светлой. Возле домов просторные тротуары, но мы шагаем по центру проезжей части. Так спокойней и безопасней.
Мехмобилей, на удивление, не много, и стоят, в основном, по краям дороги. Чаще всего — брошенные, с открытыми дверями или разбитыми стеклами. Только пару раз встретились заботливо припаркованные оставленные хозяевами аппараты.
Замыкают шествие Босс и Стрелок. В руках у Ханса подробный план города, он наш штурман. Стрелок, как всегда, вооружен двумя пулевиками, но сейчас нервно водит из стороны в сторону необычным оружием — тяжелым двухзарядным арбалетом. Оказывается, он и из такого умеет бить в цель. Пусть не так эффективно, как огнестрел, зато бесшумно, а в данных обстоятельствах это главное.
Вдоль проезжей части расположены разделительные полосы, засаженные травой и кустарником. Дорогу застилает слой давно не убранной опавшей листвы. Красно-желтые деревья и такой же ковер внизу создают сказочную картину — мы пробираемся по волшебному тоннелю, ведущему в неизвестность. Каждый порыв ветра срывает новую порцию листьев, они кружатся и неспешно падают на землю.
В других обстоятельствах я бы любовался листопадом, наслаждался зрелищем засыпающей природы. Сейчас неестественная тишина и сильнейшее напряжение, разлитое в воздухе, заставляет сжаться в комок и нервно закусить губу.
Стук полуоткрытой двери, колыхаемой ветром, каждый раз пробирает до дрожи. Обходим источник шума, делая большой полукруг, и оставляем его за спиной. Напряжение не отступает, появляется ощущение постоянной слежки — словно кто-то скрытно наблюдает за каждым шагом.
Иногда я готов поклясться, что вижу какое-то движение в окнах домов — но каждый раз настолько мимолетно и смутно, что не успеваю даже сфокусировать на нем взгляд, не то что показать своим спутникам.
Становится жарко. Несмотря на невысокий темп, тяжело дышу и потею. А еще хочется спать — за ночь успел подремать часа три, не больше. Впрочем, это касается и моих спутников, но они держатся бодро, только я почему-то клюю носом.
Всю ночь провели в самолете. Когда Ханс вывел с Грюневальдского поля, мы с Анжелой успели только-только заскочить по домам, чтобы переодеться и захватить вещи в дорогу. В воздушном порту команду дожидался специально выделенный самолет, ярко горели огни на взлетно-посадочной полосе, экипаж был готов к вылету.
Вообще-то полеты ночью считаются очень опасными. Пилотам приходится лететь, ориентируясь по приборам, а они этого очень не любят. Велик риск сбиться с маршрута, заблудиться и оказаться вынужденным сажать машину в поле. Велик риск потерять высоту и разбиться о что-то высокое — гору, к примеру. Велик риск залететь слишком высоко, попасть в облака, заморозить двигатели. Много всяких неприятностей может случиться, поэтому пассажирские рейсы летают днем.
Делают исключение только для военных, спасателей и экстренных случаев. В какую категорию попали мы — не знаю, может даже, во все три одновременно.
На этот раз, как мне показалось, экипаж волновался вовсе не за время вылета, а за пункт назначения. Похоже, какие-то слухи об эпидемии успели просочиться. Пилоты курили, стоя возле кабины, и нервно перешептывались, пока мы подходили к планеру. Босс быстро переговорил с летунами, скрепив разговор крепким рукопожатием. После вернулся к нам.
— Семь часов! — пояснил он, показав оттопыренные пальцы, — Загружаемся!
Впечатляет! Через всю страну за семь часов — это мощно!
Едва успели разместиться на жестких сиденьях и пристегнуть ремни, как громкоговоритель в салоне буркнул что-то вроде «Приготовились!», и самолет пришел в движение.
Летать на планерах мне раньше не доводилось, и я, вероятно, был бы сильно взволнован, если бы не предельное утомление и то, что с головой ушел в раздумья.
Самолет сноровисто вырулил на полосу, по корпусу пошла дрожь, когда включились реактивные толкатели. Стоило пилоту отпустить тормоз, как всех вжала в сиденья ощутимая перегрузка. Планер побежал по асфальту, шум и тряска усилились в разы. Взлетали с максимальным ускорением, летун оторвал крылатую машину от земли буквально через пару секунд после начала разгона. Тут же раздался звук складывающихся шасси, судно пошло вверх под значительным углом.