— Едрить они косые, — спустя вечность, раздался голос Анны над ухом. — Да и Дениска, балбес, приказал, патроны беречь. Похоже, он не в курсе, что вы живучие.
Что-то тащило и волокло Ирру. Потом её обмотали верёвкой и потянули вверх. Стена ямы крошилась, пахла землёй. Торчали корни. Верёвка давила подмышки. Но болело в груди, там, куда вошли пули. Или пуль уже не было, а болело от чего-то иного?
— Извини, я немного передохну, запарилась. С ночи перетаскивала хабар из Олеговой машины в лес. Один хрен, ни мне, ни тебе с ними теперь не по пути. Хай сами живут.
Потом Ирра очутилась на чём-то колючем и пахнущем хвоей. Оно качалось будто на волнах, вздрагивало и, кажется, двигалось. На краю сознания маячил ответ, но Ирре было не до него.
Перед ней нависал огромный до неба Вьерр и говорил, что она не верек, а мерзость. Что она поддалась искушению стать мерзостью. От этих слов Ирра начинала искажаться, оплывать, будто слизняк. Хотела что-то ответить, но изо рта пузырилась только вязкая слизь. Ирру выворачивало наизнанку, и она исторгала из себя человека. И тут же оказывалась им, голым и беззащитным посреди ледяной пустыни. Тогда она начинала дрожать от холода, кожа покрывалась мурашками, из которых лезла серая шерсть. Ирра пыталась её выдернуть, но она будто колючая проволока раздирала пальцы, а из ран вылезали острые когти и росли в разные стороны…
— Ешь, — прервала Анна кошмар. Ирра почувствовала запах тушёнки. Открыла глаза.
В небе меж заснеженных елей мерцали звёзды. Ирра лежала на лапнике рядом с шалашом. Рядом сидела Анна и открывала консервную банку. Подле неё стояла ещё одна вскрытая банка. Возле шалаша горел костёр, на нём в котелке бурлила пшеничная каша.
— Ешь, — повторила Анна, пододвигая банки.
— А ты?
— Ты на ногах не стоишь. Тебе надо оклематься, потому что рано или поздно за нами придут.
Ирра кивнула, набивая рот. Анна наложила в свою миску каши и подсела рядом. Каша всё так же пахла прогорклым, только сейчас к запаху добавились приправы и жир с тушёнки. Значит там все это ели, подумалось Ирре. Она взяла в руки вторую банку.
— Может заберёшь половину? Мне, чтобы перекинутся в волка, сил уже хватит.
Анна поставила миску на лапник и нахмурилась:
— Так, девочка. Не надо героизма. Если ты так заботишься обо мне, то вот тебе простой расклад: ты без меня можешь выжить в лесу, а я без тебя — нет. Даже с Олегом мы не рискнули. И если бы не ты, я бы осталась там в этом загоне. Ничего, стерпела бы до весны. Понимаешь? Ты — спасение, свобода, называй это как хочешь.