Противоестественность (СИ)

— Митяй! — кричал он, — Курвин сын, кобылу загонишь, чтоб тебя!

Вернулся Митяй нескоро. Он бросил еле передвигающую ноги, грязную по пояс кобылу у ворот и побежал на двор сам. Лицо у парня было бледным, как полотно, и абсолютно трезвым.

— Народ, у лесника печь топят! — запыхавшись, выговорил он, — Цыган уехал посмотреть, да закричал, будто его режут, и не вернулся.

— Эх, курррва мать! — грохнул кружкой об стол один из мужиков, — небось бандюганы какие завелись.

Эскель подобрался.

— Что ж, надыть их оттуда выкурить, — покачиваясь, встал из-за стола Кулик, — кто со мной?

Мигом вызвалось несколько таких же подвыпивших мужиков.

— Может, просто костёр тлеет? — предположил ведьмак.

Кулик подошёл к нему и легонько ткнул кулаком в грудь.

— Ты, — сказал он, — Эскель, хороший мужик. Пошли с нами, проверишь. Вдруг там чудовищи из лесу пришли?

— Да брось, — махнул рукой деревенский староста, тоже пришедший на огонёк, — отработал он своё, пущай отдыхает. Завтра ему в путь-дорогу.

Эскель огляделся. Мужики тащили из своих хат коней, какие были, и вооружались — кто топорами, кто вилами, кто длинными кухонными ножами и наточенными лопатами. Брага и самогон бурлили в крови и требовали выхода. Косматые, стриженые под горшок, пахнущие немытым телом, вращающие глазёнками на раскрасневшихся от выпивки лицах, крестьяне готовы были броситься на любого, кто преградил бы им путь.

Ведьмак пошёл в конюшню и стал седлать Василька. Хорошо, что на нём был доспех и сумки уже были собраны. Оставалось только надеть их на седло, вспрыгнуть верхом и выехать из конюшни.

Он знал, что в этот дом уже не вернётся.

Эскель вывел храпящего и нетерпеливого коня на двор. Народ, кто ещё не видел Василька, залюбовался его статью и отшатнулся в стороны.

— Я поеду вперёд, — сказал он. Мужики уважительно загомонили. Он стукнул коня пятками и выехал со двора.

Дорога до избушки ложилась под копыта легко. Местами у Василька даже получалось перейти на галоп и они быстро оторвались от основной пьяной массы. Из печной трубы действительно шёл дым. Эскель мысленно выругался и сжал зубы.

Он влетел на лесниково подворье, как вихрь, взрывая комья грязи.

Их было трое.

Серый, с косматой гривой седых волос и пронзительными синими глазами. Пего-каштановый, с кожей, покрытой такими же коричнево-белыми пятнами, как и круп, и с длинной косой.

И чёрная, изящная будто лань, измученная девушка-кентавр. Было видно, что ей приходилось тяжелее всего. Она лежала, облокотившись на дерево, на коже и ногах её белели повязки из каких-то тряпок и, похоже, ей было плохо.

Цыган сидел, забившись за поленницу, и испуганно вращал глазами по сторонам. Пего-каштановый кентавр с удивлением ходил вокруг его коня, будто бы ни разу в жизни не видел лошадь и считал это чем-то противоестественным.

Серый издал приветственный возглас, увидев Эскеля. Василёк фыркнул и переступил ногами, уронив клок пены на землю. Серый осторожно попытался потрогать упряжь лошади, явно не понимая, что это такое и зачем нужно.

— Ходу, ходу отсюда! — закричал ведьмак, делая руками соответствующие жесты.

Серый и пегий отступились и Серый что-то спросил. Ведьмак снова замахал руками.

— Идите отсюда, сейчас придут крестьяне!

Он тщетно пытался объяснить, что нужно спасаться бегством. Кентавры объясняли ему, что девушка не может идти. Она была обессилена, у неё был жар и она еле поднялась на ноги, держась за дерево.

Со стороны дороги послышались пьяные крики. Ведьмак беспомощно обернулся на кентавров. Те сообразили похватать какие-то колья и топоры, но выглядели крайне растерянно. Девушка тихонько заплакала. Пегий подошёл к ней и стал что-то говорить, нежно держа её за руку. Ведьмак отвернулся.

Крестьяне приближались к избе. Разномастные клячи под ними вихляли ногами в ямах и проваливались в невысохшие лужи. Их подгоняли криками и пинками.

— Ведьмак! — крикнул кто-то, — Эй, ведьмак, что видал?

— Никого нет, — ответил он, — просто печь натоплена. Видать, в лес ушли.

За спиной послышался шлёп конских копыт по грязи. По крестьянским рядам пронеслись вздохи изумления и испуга, проклятия и молитвы.

Кентавр поднял руки в примиряющем жесте, показывая, что он безоружен. Ведьмак метнул в него отчаянный взгляд. Один из крестьян опомнился и с диким воплем поскакал на него с вилами наперевес, на манер рыцаря на турнире. Кентавр легко увернулся от удара. Ведьмак попытался вырвать у крестьянина вилы, но тот стащил его с лошади. Василёк встал на дыбы и попытался кого-то лягнуть.

Мир превратился в кричащую, хлюпающую грязью, пахнущую перегаром кашу из красных лиц, немытых волос, конского ржания, звуков ударов копытами, кулаками и деревом по телу. Ведьмак выхватил меч, рубя направо и налево, просто пытаясь выжить в этой человеческой и конской каше.

Наконец, он вырвался из самого пекла, снова оседлал Василька и погнал его за избу. Там у дерева лежала девушка-кентавр. Горло её было перерезано, и по грязи бежала тёмная кровь, смешиваясь с водой в лужах.

Тёмные, вишнёвого цвета глаза невидяще смотрели на чистое весеннее небо.