Весёленькое весеннее солнышко казалось здесь особенно неуместным. Эскель отвернулся, но как ни странно, при виде растерзанного жеребёнка ему полегчало. Видимо, какая-то часть его в глубине души верила в сельскую придумку. Он выругал себя за это — верить в такую дурость было зазорным, особенно для ведьмака. Конечно, жеребёнок родился мёртвым и хозяин закопал его на заднем дворе. Маленький кентавр появился откуда-то ещё и ещё недавно был жив — для него даже стояла в уголке еда.
Эскель запалил костёр и подождал, пока он разгорится. Воздух пропитался тошнотворным запахом палёного мяса и жирным чёрным чадом. Он поморщился.
В языках пламени лицо малыша деформировалось, становясь ещё более пугающим.
В чаще леса пронзительно заржала лошадь. Будто очнувшись от транса, Эскель вошёл в избу и надел перевязь с мечами и эликсирами. Раз лошадь всё ещё не сожрали, нужно было найти её — в деревне подальше в посевную можно получить хорошие деньги за любую конягу, а эта выглядела молодой и крепкой.
Лес был по-праздничному наряден и светел и в нём ведьмаку стало ощутимо легче. Ярко-зелёный мох будто бы светился под лучами весеннего солнышка. Пушинки на вербах уже расцвели жёлтой пыльцой. Тёмные ели, умытые дождём, сверкали от капелек воды, и в ветвях их орали птицы.
Эскель ступал по мягкому мху, выискивая среди него звериные тропки, и прислушивался к лесу. Он услышал топот копыт и пошёл в ту сторону. Лошадь приближалась небыстро — будто бы перебегала от одного дерева к другому, тоже прислушиваясь и остерегаясь.
Удивление отразилось на его лице, когда он увидел кентавра, во весь опор несущегося на него с заточенной палкой в руке. Эскель успел выхватить меч и увернуться от удара, который должен был пропороть ему грудь насквозь. Адреналин хлестнул его вдоль позвоночника, смешиваясь с замешательством и любопытством.
Кентавр рывком развернулся и попытался затоптать Эскеля ногами. Тот едва увернулся снова — только одно копыто слегка скользнуло по его плечу уже на излёте. В быстром прыжке ведьмак перерубил палку, которой кентавр снова собирался его атаковать, и заорал:
— Стой! Друг! Друг!
Кентавр посмотрел на него сначала грозно и попытался снова атаковать. Эскель взлетел ему на круп и заломил руки. Кентавр повалился на землю, как это делают лошади и ведьмак чудом успел не оказаться под весящей несколько сот килограммов тушей. Кентавр силился встать, но Эскель висел у него на шее со своими криками «друг!» — и, в конце концов, он сдался.
Они стояли посреди леса, пытаясь отдышаться, и могли, наконец, разглядеть друг друга. Кентавр был мускулист и тело его, включая лицо с широким приплюснутым носом и высокими скулами, было испещрено тёмно-синими татуировками. Кожа у него была серовато-белой, а длинные волосы, собранные в спутанную причёску с косами — седыми. Эскель подумал, что кентавр похож на того малыша, что горел сейчас на погребальном костре.
— Я — друг, — отчётливо проговорил Эскель, пытаясь отдышаться, — ты ищешь ребёнка?
Кентавр не говорил ни на Всеобщем, ни на Старшей Речи. Он издал серию певучих звуков, похожих на фырканье и ржание лошади, но, несомненно, им не являвшихся. В глазах его были вопрос и беспокойство.
— Ты, — ведьмак показал на него, — ищешь маленького кентавра?
Он показал рукой «маленького», потом «кентавра», сделав вид, что опускается на четвереньки. Кентавр закивал и снова что-то заговорил с мольбой в голосе.
— Извини, — ведьмак развёл руками, — помер твой малыш.
Поняв смысл очевидной пантомимы, кентавр издал отчаянное ржание и с мощью, от которой в воздух взлетели комья земли, ударил копытом. В глазах его вспыхнуло отчаяние вперемешку со злобой.
— Нет-нет-нет, — ответил Эскель, — не я. Я похоронил.
Кентавр не понял смысла слова «похоронил». Он резко схватил Эскеля за плечо и жестом показал «веди». Тот вздохнул и повиновался.
До избушки лесника дошли скоро. Кентавр нервно перебирал ногами и раздувал ноздри, чувствуя запах гари, проникающий в лес. Наконец, они оказались перед погребальным костром, где кентавр в отчаянии бросился на колени и с воем зарыдал, вырывая из головы клоки волос. Эскель сочувственно опустился на землю рядом с ним и похлопал по плечу.
Кентавр жестом показал на костёр, потом на себя, потом стукнул себя кулаком в грудь, туда, где было сердце. Эскель кивнул. Это был отец того малыша.
«Как он умер?» — жестами спросил кентавр.
«Не знаю. Я похоронил, ” — ответил ведьмак.
«Твой дом?» — кентавр показал на дом, потом на Эскеля. Тот отрицательно потряс головой.
Кентавр сделал понятный во всех мирах жест — он был голоден и ему было холодно. Эскель обратил внимание на то, что тело его было покрыто грязью и какими-то ссадинами от веток и колючек. Он снял с себя оленью куртку и отдал новому знакомцу, сам надел свою подсохшую на печи шипастую кожанку. Затем сходил в хлев и вынес несколько куриных яиц. Кентавр замахал руками и объяснил, что такое не ест. На солому просто посмотрел с непониманием, а на зерно показал жестом, что это нужно приготовить.