— Будет, — ответил Кулик, — к полю его тебе?
— Да, и ещё пару отрезов дерюги или пакли, чтоб дёгтем её намазать. Туда же отнесёшь.
— Ещё чегой-то надо?
— Пожрать, как обратно приду.
— Ну уж так-то ты меня не обижай, ведьмак, — завозмущался хозяин, — хозяйка и шти вон сготовила, и рыбий пирог к ним будет. Помощников тебе надыть?
— Помогли уже, телёнка зарезали, — фыркнул ведьмак, спускаясь по лесенке, — таких помощников даром не надо.
— Ну, как знаешь.
В хлеву, где рядом с коровой и крестьянской лошадью стоял ведьмачий конь, Эскель взял стальной меч и лопату и заправил в перевязь несколько эликсиров. Чернокорень был распространённой проблемой, но удобренный высокобелковым продуктом, становился особенно многочисленным и неприятным.
Восемьдесят крон — это было сущим грабежом за неделю работы, но Эскель не мог просто развернуться и уехать. Работа на пахоте и посевных всегда была скучной и однообразной, потратившие все деньги на семена и стройку крестьяне платили плохо, но он был уверен, что эта работа будет в любом случае, и в любом случае он будет сыт и обогрет — по меньшей мере до середины лета.
Следующие два дня прошли абсолютно одинаково. Эскель, стоя по колено в расползшейся от дождей земле, сёк и рубил чёрные корни с присосками, выкапывая их из-под земли знаком Аард. Местами земля оказывалась слишком тяжёлой — и приходилось браться за лопату.
Потом узлы, из которых корни распространялись по полю, нужно было обложить паклей, пропитать дёгтем и поджечь. Искать чёрные корни в чёрной земле под дождём было сущим кошмаром, но работа есть работа.
На третий день он сидел у колодца, умывшись студёной водой и чистил меч от налипших на него комьев земли и слизи. Пакость никак не поддавалась.
Что-то больно ударило по затылку. Эскель резко обернулся.
С пригорка, у подножия которого располагался колодец, улепётывали пацаны. На дороге валялся мелкий камушек.
— Эй! — крикнул ведьмак. Пацаны только прибавили ходу.
Он запомнил лица. Кажется, среди них были дети местного кузнеца и кожевника — интересно, что это на них нашло?
В реданских деревнях ведьмаков уважали. Да, может, кто и побаивался из суеверия, но голода и чудовищ всегда боялись больше. Поэтому Эскель любил работать в Редании, особенно по весне.
Он решил пройти по селу и нежданно наткнулся на ту же группу детей. Они сидели у чьей-то старой избы и ведьмак явно застал их врасплох.
— Ну? — спросил он, приближаясь к старшему из них. Тот вцепился глазами в жуткий шрам на его щеке, остолбенел, попятился и будто потерял дар речи от страха. Эскель вздохнул.
Чего вы тут ошиваетесь? Делов нету?
— Нечисти отвечать не должон! — ответил вихрастый и курносый паренёк с бронзовыми волосами, тощий, как доска.
— Это я нечисть? — усмехнулся ведьмак, — нечисть у вас на полях, ты что-то попутал.
Паренёк ощутимо струхнул и дал дёру. Остальные припустили за ним, но старшего Эскель успел поймать за шиворот.
— Стоять. Так что вы тут ошиваетесь? Ну?
— Батьки нас выгнали, — ответил тот, — Днесь судят Карела-охотника у него в лесной хате. Говорят, какое-то непотребство он сотворил.
— Непотребство?
— Не знаю я ничего! — пацан звучал обиженно, — мы сами пытались разузнать, да нас розгами отстегали!
— Понятно. Где та хата, говоришь?
— По этой дороге до упору к лесу, там и будет.
Эскель отпустил пацана. Тот осел на землю, не веря своему избавлению, быстро подобрался и сиганул прочь.
========== Часть 2 ==========
Размытая сошедшим снегом до состояния густой жижи дорога шла меж полей. Вдалеке темнела глухая стена хвойного леса. Эскель брёл по обочине, которую хоть как-то держала серая прошлогодняя трава, но то и дело приходилось чвякать сапогами по грязи.
Он думал, что зря всё это затеял, но всё было лучше, чем возвращаться к опостылевшим корням. Дождя не было, но и солнце не выходило — день выдался хмурым, как и все на этой неделе. Эскель думал о том, что вечерком хозяин натопит баньку и можно будет смыть с себя комья грязи.
Вдруг со стороны леса донеслись душераздирающие крики, перерастающие в плач. Похоже, кричал один человек, но это было далеко и Эскель не мог разобрать, что именно происходит. Он прибавил ходу, насколько позволяла дорога.
Через десяток минут, когда Эскель уже мог видеть домик охотника, крик оборвался. Похоже, селяне всё-таки казнили бедолагу. Но за что?
Добравшись до места, ведьмак повстречал едва ли не всё крепкое мужское население села. Бородатые, немытые, точно так же изгвазданные после дня в полях мужики хранили хмурое молчание и неодобрительно глядели на своего гостя.
— Что происходит?
— Не твоё дело, ведьмак, — гулко отозвался один из мужиков, насупив кустистые брови, — ты на поле у Кулика трудишься — ну и трудись.
— А я думаю, показать ему надыть, — вклинился Кулик, — дабы сказал, могло тако случиться, али нет.
— Да я три дня тому самолично видел, как он её приходует! — запротестовал ещё один, — тут никаких не может быть сомнениев!
— И я тожись, — заявил самый широкоплечий из них, судя по всему, кузнец, — не видел, то бишь, но подковывал я эту кобылу и неладно у ней было по этой части.
— А брюхата была?