Драматург, слишком хорошо овладевший своим ремеслом, или поэт, творчество которого всего лишь что- то демонстрирует, в итоге создает произведение, замкнутое в себе самом, отрезанное от собственных глубоких достоинств. Это уже не поэт, а пешка. Мне внушает глубокое сомнение так называемый дидактический театр, ибо дидактика убивает искусство, а поэтому не может и просвещать: один и тот же беспрерывно пережевываемый урок абсолютно бесполезен! Идеологи, превзошедшие в сталинизме самого Сталина, будучи порой крупными драматургами, обязательно хотят спасать и поучать весь мир. Но мы отлично знаем, что, когда религии толкуют нам о спасении души, подразумевается главным образом ад, куда попадут души, отказавшиеся от спасения; знаем мы и то, что, рассуждая о просвещении, очень часто переходят к перевоспитанию, а нам известно, чем это пахнет. Пешки всех мастей, просветители и перевоспитатели, пропагандисты всех верований, теологи и политики в конце концов сливаются в гнетущую силу, с которой художнику надлежит бороться. Кажется, я неоднократно подчеркивал, что духовной жизни, и жизни театра в особенности, грозят две опасности: с одной стороны, мыслительный склероз буржуазии, с другой — тирания политических режимов и правителей; иными словами, буржуазия обступает со всех сторон. Под буржуазным духом я подразумеваю конформизм сверху, снизу, слева, справа, ирреализм буржуазный, как и ирреализм социалистический, то есть застывшие системы условностей. Увы, зачастую самые худшие буржуа—это антибуржуазные буржуа. Я задаю себе вопрос, не может ли искусство стать освободительной силой, обучающей нас утраченным навыкам свободы духа, отсутствие коих обрекает на страдания и того, кто мнит себя свободным, не будучи таковым (ибо помехой ему служат предрассудки), и того, кто не считает себя таковым и даже не мечтает о свободе.
Но я все-таки считаю себя вправе полагать, что театр авангарда — это как раз тот театр, который поможет нам вновь обрести свободу. Должен тут же за- метить, что для художника свобода—это вовсе не игнорирование законов и норм. Свобода воображения не есть уход в ирреальное, не есть бегство — напротив, это дерзость творения. Творить, изобретать не значит прятаться от жизни, страшиться ее. Пути воображения неисчислимы, сила воображения не ведает границ. Очутиться же в узких рамках заданности — значит угодить в тупик, и реализм, социалистический или любой другой, как раз является этим тупиком. Он уже весь иссох, его откровения пахнут тленом, это академизм и шаблон, это тюрьма.
ПРОТИВОЯДИЯ
Antidotes
© Editions Gallimard, 1977
ВСТУПЛЕНИЕ
Я объединил в этом сборнике большую часть статей, написанных с 1960 года и опубликованных в «Фигаро» или других периодических изданиях. Эти статьи поясняют мою точку зрения по разным вопросам современности—идеологическим и политическим. Сознание французских интеллектуальных кругов очень изменилось. Метаморфоза эта произошла буквально за два-три последних года. Еще в 1967 году, боясь накликать на себя обвинение в фашизме или нацизме, никто и никак не мог воспротивиться режимам социалистических стран. Кто-то из моих друзей, читая одну из моих рукописей, стал тотчас же советовать мне не критиковать Ленина: «Вы наживете себе врагов. Против вас ополчатся все». И действительно, интеллигенция очень недоброжелательно смотрела на всякого рода «антикоммунистов, примитивных или философствующих». С 1968 года стало позволительно быть (если официально объявить себя левым) антисоветчиком и антикоммунистом, но нужно было стать маоистом. А начиная с книг Симона Лейса[35], дозволяется не быть уже и маоистом. Нужно сказать, что интеллигенция в течение целых тридцати лет только и делала, что ошибалась и заблуждалась.